Отдавая должное авторитету и влиянию на читателей одного из самых заметных русских писателей второй половины минувшего века Виктора Астафьева, литературные критики порой даже сравнивают деревню Овсянка под Красноярском с толстовской Ясной Поляной. Там, на берегу Енисея, родился самобытный мастер слова. И там же, в Овсянке, 29 ноября 2001 года завершился жизненный путь автора многих произведений, переведенных на десятки языков мира.

Привет однополчанину из Мариуполя

Откровенно говоря, в самых смелых снах не виделась мне встреча с человеком, с творчеством которого был знаком давно. Такая глыба среди писателей! Для всякого профессионального литератора встречи и общение с коллегами так же важны, как постоянный диалог с читателями. Тем более, если это мудрые и опытные, близкие тебе по духу и мироощущению. Мне везло - был знаком со многими поэтами и прозаиками. Некоторых из них, уже при жизни известных, сегодня называют классиками советского периода, хотя их книги выламывались из рамок социалистического реализма. Среди них был и автор повестей и романов «Звездопад», «Пастух и пастушка», «Печальный детектив», «Последний поклон», «Царь-рыба»...

С Виктором Петровичем Астафьевым меня свел счастливый случай. Летом 1987 года мы с женой были в Восточной Сибири. По приглашению общества книголюбов я проводил творческие встречи с читающим народом, а при случае и снимал кое-что для новой персональной фотовыставки. И вот в Иркутске узнаем, что начинается международный форум защитников экологии «Око Сибири», и в нем принимают участие Астафьев, Белов, Распутин... Ну как пропустить такое событие? Спасибо, помогли ребята из местного отделения союза писателей - побывали мы на заседаниях, познакомились с сотрудниками института, который занимается проблемами уникального в мире озера, естественно, окунули руки в холодные воды Байкала, поднялись на пик Черского...

А жили мы в гостинице вместе с участниками форума, на одном этаже, неподалеку от номера Астафьева. Встретился с ним в коридоре, поздоровались, как водится у русских, разговорились. Узнав, что я из Донбасса, Виктор Петрович подобрел, пригласил к себе, рассказал, что в Мариуполе живет его однополчанин и боевой друг Георгий Федорович Шаповал. Попросил, если буду на азовских берегах, зайти по такому-то адресу, передать личный привет. Виделись они последний раз в Вологде семь лет назад, еще до переезда писателя в Красноярск на родину.

Потом заговорили о поэзии, и меня поразили глубина и широта познаний Виктора Петровича - он по памяти легко цитировал Державина, Пушкина, Тютчева, Гумилева, современных поэтов, среди которых - и это было приятно - уважительно упомянул нашего Николая Анциферова. И немудрено: прозаик Астафьев осуществил давнюю задумку: составил антологию русской поэзии «Час России».

«Ирина-то твоя бухикает...»

На следующий день без всяких предисловий Виктор Петрович сказал: «Ну вот, форум заканчивается. А вы давайте прилетайте ко мне в Красноярск, в Академгородок. Покажу и деревеньку свою, где и дышится, и пишется без натуги, вон Ирина-то твоя бухикает, простыла, видно. Полечим водочкой на сибирской крапиве. С хозяйкой моей, Марией Семеновной, познакомлю. Посидим, рыбкой хорошей угощу... Обязательно побываете у Ивана Маркеловича Кузнецова. За свою некороткую жизнь собрал он уникальную библиотеку - более 30 тысяч томов. Всё, что появлялось в Сибири и о ней - география, история, литература, социология... Словом, такого собрания нигде больше нет. Он это богатство завещал городу, а горсовет Красноярска выделил для народной публичной библиотеки большую квартиру. Там есть что посмотреть! Отдельный кабинет - Пушкиниана: от первых прижизненных изданий и журнальных публикаций до солидных эссе и монографий, появившихся у нас и за рубежом. Такой же зальчик посвящен Тютчеву... Вообще, доложу я вам, Сибирь - край, где любые эпитеты теряют смысл, ибо сравнивать не с чем!»

Ах, какой доброй, памятной и, к сожалению, последней получилась эта встреча на берегах Енисея! Виктор Петрович подписал и подарил несколько своих книг. Потом были письма - нечастые и недежурные, он вообще, по-моему, неспособен был на такое. А характерный голос Астафьева остался на диктофонной кассете. Он всегда и во всем был: откровенным - до резкости, правдивым - до исповедальности, точным - до деталей.

Так уж повелось на Руси: чаще мы не воздаем должное тем, кто живет рядом с нами в одно время. Виктору Петровичу Астафьеву в этом смысле повезло: он был отмечен государственными наградами и премиями, выходили собрания сочинений, его переводили в Европе, журнальными публикациями новых рассказов, повестей и романов зачитывалась вся страна. Чего только стоят «Прокляты и убиты»! Его успели прочитать и полюбить при жизни - редкий подарок по тем временам. Любят и читают сейчас.

Голос Астафьева

Включаю диктофон и слышу его голос.

- В провинции по-настоящему образованным людям живется тяжко. Хотя именно провинция и помогает оставаться самим собой. Москва засасывает. Обтесывает. А главное - там усредненный уровень культуры. Серость духовная, но в отличных бархатных пиджаках и с дипломами академиков. Хотя, если высчитать их рабочее время, то им, бедолагам, даже в туалет сходить вроде некогда, не то что чем-то серьезным заниматься. Но трагедия наша в том, что именно они и «ведут в будущее», оценивают настоящее. Пишут, видите ли, монографии, над которыми целые институты горбятся! Стыдоба, прости Господи!..

Понимаешь, сегодня Сибирь варварски колонизируют. Вот, японцам отдали кедровый заповедник - под карандаши. А им в голодные годы кормились четыре больших села. Чиновники получили десяток автомашин, какую-то бытовую технику... Я, может, отсталый человек, но, считаю, сначала надо наладить жизнь, накормить народ, а потом - всякие концерты. Все же был лозунг «Хлеба и зрелищ!», а не зрелищ и хлеба. Вот тебе официальные данные, которые приводит академик Галазин, директор института Байкала. Строительство БАМа нанесло восточносибирскому региону экологический ущерб в 200 миллиардов рублей, не дав пока ни копейки прибыли и не окупив астрономических затрат на сооружение «магистрали века». Смотри, из 336 существовавших притоков Байкала за последнюю четверть века из-за неумеренных вырубок леса и сточных сбросов промышленных вод уже исчезли 150 речушек и рек...

Я-то по тайге хожу и вижу, как гибнет природа, как катастрофически уменьшается поголовье зверья, как гибнет в реках рыба. Вот уж действительно, как в той песне: «Человек проходит, как хозяин...»

Это и культуры касается. Да хоть писательство возьми. Литература - занятие вроде бы личное, но порой влияет на движение целого общества. На школьных уроках у нас часто пытаются расчленить поэзию на темы, образы, поэтические размеры. Тут-то и ждет гибель. Разделение на ямбы и хореи, положительные и отрицательные образы навсегда отучивает от поэзии.

А если у кого в голове только рифмы болтаются, то и пиши себе в альбомчик, авось внуков порадуешь. Но коли талант масштабный, большого калибра, так сказать, то само общество должно быть заинтересовано в его поддержке и развитии.

Но чего рассуждать-то? Надо просто брать в руки лопату и сажать леса. Земля в беде, а помочь ей может только человек. Если, понятно, хотим выжить. У нас, в Сибири, у вас, в Донбассе. Вон китайцы только за последнюю пятилетку защитных лесополос насадили столько, сколько в нашей стране - за все годы cоветской власти. Чего тут рассуждать? Работать надо, и правду говорить - себе и людям…

В этом - весь Астафьев.

В гостях у Виктора Астафьева

За стеною в натруженном
ритме стиха
Енисей рифмовал берега.
Не стихал.
За окошком береза,
тонка и суха,
пригорюнилась,
будто ушла от греха.
Тихо было в душе
и по-детски легко.
Облака шли на юг.
Высоко-высоко
в небесах над распадком
лилось молоко,
лес лизал горизонт
присмиревшим телком.
Обожженный ветрами
непраздничных дней,
в синеватой - как в свете
свечей - седине,
покореженный сталью
чужой на войне,
сам хозяин похожим
был на Енисей.
И рукою, привычной к штыку
и перу,
а в таежных скитаниях -
и к топору,
гладил рукописи и вздыхал:
«Жаль, помру...»
И, понятно, вздыхал-то он
не по добру.
Авторучка. Бумага.
Кедрач за окном.
Тишина. Да война
распроклятая в нем.
Да мечта, что мерцает
на сопке огнем.
Светлый взгляд, пронизавший
насквозь окоем.
«Друга не предавал.
Не боялся врага...»
Речь его - как пружина -
легка и туга.
И сторожко словам
внимала тайга...
За стеной -
Енисей рифмовал берега.