Александр Твардовский: "Я не боюсь порицанья"

В канун 100-летнего юбилея поэта (он случится в понедельник, 21 июня), многие читатели «Донбасса» вспомнят его прежде всего как автора «Василия Теркина» и удивительно смелого редактора журнала «Новый мир», который «дал нам Солженицына». Мы же решили рассказать, каким ЧЕЛОВЕКОМ был Твардовский.

Отказался от семьи и обрел силу

Говорят, что у каждого человека есть свой скелет в шкафу. У Александра Твардовского это история с раскулачиванием его семьи в 1931 году, когда секретарь Смоленского обкома объяснил ему, комсомольцу: «Бывают такие времена, когда нужно выбирать между папой-мамой и революцией». И двадцатилетний парень принял решение, оставшись на несколько лет без отца, матери, братьев и сестер, зато с перспективами. А чуть позже в северное Зауралье, в верховья реки Ляли, он прислал письмо: «Дорогие родные! Ликвидация кулачества не есть ликвидация людей, тем более - детей. Мужайтесь, терпите, трудитесь. Писать я вам не могу. Александр».

Сегодня некоторые исследователи творчества Твардовского говорят, что на самом деле он применил тактику «спастись самому и суметь помочь потом родным». Однако сам поэт всегда рыдал, вспоминая о своем выборе даже много лет спустя. Да и рассказы его отца, Трифона Гордеевича, доказывают, что спасти их он не очень-то пытался.

Глава семьи вместе с младшим сыном Павлом бежал из ссылки, сумел добраться до Смоленска и найти Александра. Далее произошло вот что: «Стоим мы с Павлушей, ждем. А на душе неспокойно: помню же, какое письмо было от него туда, на Лялю. Однако же и по-другому думаю: родной сын! Может, Павлушу приютит. Мальчишка же чем провинился перед ним, родной ему братик? А он, Александр, и выходит. Боже ты мой, как же это может быть в жизни, что вот такая встреча с родным сыном столь тревожна! В каком смятении я глядел на него: рослый, стройный, красавец! Да ведь мой же сын! Стоит и смотрит на нас молча. А потом не «Здравствуй, отец», а: «Как вы здесь оказались?!»  «Шура! Сын мой! - говорю. - Гибель же нам там! Голод, болезни, произвол полный!» - «Значит, бежали?» - спрашивает отрывисто, как бы не своим голосом, и взгляд его, просто ему не свойственный, так всего меня к земле прижал. Молчу - что там было сказать? И пусть бы оно даже так, да только чтоб Павлуша этого не видел. Мальчишка же только тем и жил, что надеялся на братское слово, на братскую ласку старшего к младшему, а оно вон как обернулось! «Помочь могу только в том, чтобы бесплатно доставить вас туда, где были!» - так точно и сказал».

История, конечно, некрасивая. Но не нам судить ее участников: обстоятельства иногда бывают сильнее нас. К тому же, сам Твардовский извлек определенные уроки, и в будущем так жестко отстаивал свою позицию, что все окружающие удивлялись: «И откуда в нем такая нравственная сила?». После войны семье поэта удалось вернуться в родной Смоленск, и родственные отношения с Александром возобновились. 

Букет сирени для любимой

Возможно, именно пережитая семейная трагедия сделала из Твардовского на редкость (особенно среди творческих людей) преданного мужа-однолюба: он сорок лет был женат на своей первой любви - на Машеньке Гореловой, смоляночке с синими глазами.  О жене поэта известно немного: уж очень скромной она была женщиной, хотя имела свое мнение, и Александр Трифонович в сложных ситуациях обращался к ней за советом. Более того, Мария Илларионовна и сама писала стихи, да так, что Караганова, которая заведовала отделом поэзии в «Новом мире», уговаривала ее напечатать подборку, но она отказалась: «Неудобно».

Современники Твардовского утверждали, что он до старости каким-то образом умудрялся каждый год в январе в день рождения супруги добывать неизменный букет белой сирени. Уже по одному этому факту можно сделать вывод, чувства какой силы связывали эту пару.

Так же спокойно, но глубоко Александр Трифонович любил своих дочерей - Ольгу и Валентину. Его друг, литературовед Михаил Лифшиц вспоминал: «Однажды Твардовский мне сказал: «Я всё выдержу, но если будет худо моим детям - тогда уже не знаю».

Он не любил много говорить о своих чувствах к близким людям, делиться внутренними переживаниями. Наверное, поэтому многие критики, литературоведы, да и собратья по перу причислили Александра Трифоновича к поэтам, которым чужда интимная лирика: «Твардовский был редким большим поэтом без стихов о любви. Но вся его поэзия была исповедью в мучительной любви к своему народу» - говорят одни. «О любви - строчки нет», - вторят другие.

Действительно, в поэзии Твардовского мы не найдем бурных страстей. Но порой такие лирические строчки звучат интимнее, чем прямые слова о любви:

Девчонка стоит у колодца, 
Она обернется, я знаю, 
И через плечо улыбнется, 
Гребенку слегка поправляя. 
Другая мне девушка снится, 
Но я не боюсь порицанья: 
Спасибо и вам, озорница, 
За ваше вниманье.

Цена публикации - здоровье и жизнь

Конечно, вспоминая о Твардовском, просто невозможно не упомянуть журнал «Новый мир», который благодаря ему в 60-е был тем же самым, чем для нас стало новое телевидение в перестроечные годы.

С подачи Твардовского журнал формировал общественное мнение: на его страницах печатались Гроссман, Войнович и другие - смелые, злые, говорящие правду. Апофеозом вольномыслия стала публикация повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». «Рукопись эта попала к Твардовскому в конце 1961 г., - рассказывает писатель, литературовед Бенедикт Сарнов. - Как вспоминал сам Александр Трифонович, он решил прочитать ее перед сном, чтобы решить, достойна ли она публикации. Разделся, лег в кровать, прочел первую страницу… После чего встал, оделся, сел за стол и прочел всё от начала и до конца - читать такую вещь лежа было нельзя. Твардовский решил во что бы то ни стало добиться разрешения на публикацию. Александр Дементьев, бывший в ту пору его заместителем, пытался отговорить: «Если мы с тобой эту вещь напечатаем, то журнал потеряем. А ты знаешь, что значит «Новый мир» и для страны, и для мира?» На что Твардовский произнес гениальную фразу: «Если я не могу напечатать это, зачем мне тогда журнал?»

Твардовский, занимавший в советской литературной иерархии высокое место, всё же был не всесилен - «Иван Денисович» мог быть опубликован только с разрешения Хрущева. Его помощник, человек либеральных взглядов, в нужный момент дал Никите Сергеевичу рукопись Солженицына. Хрущеву она понравилась. «Ивана Денисовича» напечатали - и это до некоторой степени изменило всю литературную и общественную жизнь в России.

В конечном итоге эта смелость «аукнулась» Твардовскому разгромом «Нового мира» и заявлением об уходе. Из-за всех переживаний у него развился рак желудка, и через год знаменитый поэт умер на даче. Как сказал кто-то из поклонников его творчества: «Умер, когда понял, что он, подполковник Твардовский, прошедший две войны: финскую и Великую Отечественную, свою третью «войну», войну за правду, кажется, проиграл». Однако на самом деле такой проигрыш, обеспечивший всей стране глоток свежего воздуха, стоит многих великих побед.

Соседство с рестораном обернулось провалом

Еще одна интересная деталь из жизни Твардовского, о которой не пишут в учебниках - его взаимоотношения с алкоголем. Конечно, об этой слабости сильного поэта можно было и не упоминать, если бы тяга к выпивке объяснялась банальной алкогольной зависимостью. 

Поэт легко признавался в пьянстве, рассказывая в своих «Рабочих тетрадях»:

«...поехал в Рязань читать роман Солженицына, пробыл там 3, 4 и 5-го вернулся. Соседство с моим вагоном вагона-ресторана (правда, подготовка была уже и в Рязани) внесло путаницу дня на три, а там День Победы, словом - провал недельный. Но с тех пор всё хорошо».

Впрочем, описывая свой порок, Александр Трифонович каяться в нем не спешил. Видимо, понимал, что окружающие и без того знают, зачем и почему он пьет.

По словам Михаила Лифшица, Твардовский очень любил такое изречение Толстого: «Нет человека более широкого, чем русский мужик в состоянии первого подпития».

«Действительно, в этом состоянии он был прекрасен, добр, умен до блеска, проницателен и весь в подъеме духа. О том, что бывало потом, не хочется вспоминать. Но это уже был не тот человек», - пишет Лифшиц, утверждая, что пьянство Твардовского являлось идеологическим. - «Это было и выражение горя, сознания безысходных противоречий и тяжести народной судьбы, с которой он был связан, не только отдушина, но и своего рода жертвенный обряд, при полном сознании губительности такого образа жизни для самого себя. Это было и выражение внутреннего проклятия самому себе за необходимость соучастия в чем-то, камнем лежащем на сердце, когда выбора нет и всё представляется фатальным… Он ведь не был обдуманно и хитро скрывающим свой образ мысли, враждебный революции. Он был ее сыном и убежденным сторонником».

Теркин отметил 65-летие

Вместе с Твардовским в этом году отмечает юбилей и его герой Василий Теркин: работу над известнейшей поэмой Александр Трифонович закончил ровно 65 лет назад. А вот «родился» Теркин в начале войны, когда Твардовский был корреспондентом редакции газеты Юго-Западного фронта «Красная Армия».

«Книга про бойца без начала и конца» представляет собой цепь эпизодов из фронтовой жизни, связанных друг с другом только главным героем: автор исходил из того, что и он сам, и его читатель могут в любой момент погибнуть. По мере написания главы печатались в газете и были невероятно популярны на передовой. Помимо прочего, «Василий Теркин» выделяется среди других произведений того времени полным отсутствием идеологической пропаганды, упоминаний о Сталине и партии.

Поэма о бравом солдате обошла весь мир, вызывая восторг даже у таких маститых писателей, как Иван Бунин. В письме Телешову он признался: «Я только что прочитал книгу Твардовского «Василий Теркин» и не могу удержаться - прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передать ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый, требовательный) совершенно восхищен его талантом, - это поистине редкая книга: какая свобода, какая точность во всём и какой необыкновенный, народный, солдатский язык - ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова».