В поисках утраченного бремени. Как найти работу в километре от «ЛНР»

Линия разграничения по живому рвала связи не только там, где она разделила соседние улицы, но и там, где есть естественные граница, вроде реки. Случай Трехибенки именно таков — село, находящееся на левом берегу Северского Донца всегда было завязано на правый. После разделения области на две части практически все население Трехизбенки осталось без средств к существованию. Как пытаются выжить жители прифронтового села, и кто им в этом помогает — читайте в репортаже «Восточного фарватера».
Работа осталась в райцентре
«Работы в селе как таковой нет, — признает глава Трехизбенской военно-гражданской администрации Виталий Великонда. — Ездить в Новоайдар — далеко и дорого. Сейчас люди живут за счет огорода и помощи гуманитарных фондов. Например, организация ADRA оплачивала работы по благоустройству сел, по 5-7 человек работали на каждой улице. Ранее некоторые женщины работали на той стороне — в больнице, в психоневрологическом диспансере, но сейчас все переправы закрыты».
От сельсовета, где происходит этот разговор, до территории, контролируемой «ЛНР» немногим более километра.
Переправы, о которых упоминает Виталий Александрович, еще недавно могли доставить вас на другой берег Донца, который контролируется «ЛНР». До войны значительная часть трудоспособного населения работала в райцентре. Но если тогда Трехизбенку и Славяносербск разделяли всего-то пять километров, но сейчас между ними линия разграничения, отдаляющая их на расстояние полета пули, выпущенной из снайперской винтовки Драгунова.
Без копейки денег
53-летняя Галина Гончарова живет в Трехизбенке с мужем. Он потерял работу в 2013 году. Ее сняли с инвалидности в 2015-м. Такой себе мат в два хода, после которого семья осталась лишилась любых стабильных источников дохода. До войны можно было сводить концы с концами за счет работы на огороде и продажи овощей местным и заезжим перекупщикам, но два с половиной года назад закрылось и это окно возможностей.
«Я гидротехник, до 2003 года работала мастером водоснабжения в Славяносербске, но потом получила инвалидность, — рассказывает Галина Валентиновна. — У меня был сложный перелом ноги, и хирург неправильно сложил. Он извинился, признал свою ошибку. Но так получилось, что один врач мне ногу угробил, второй меня лишил последней копейки! Так я осталась без средств к существованию».
Медик, «лишивший последней копейки» — председатель врачебно- консультативной комиссии в Северодонецке, обвинивший женщину в том, что она купила диагноз.
«В 2014 году мне нужно было проходить перекомиссию. У меня были готовы документы на бессрочную группу. Я уже по возрасту подходила. Но начали бомбить, я больше двух месяцев просидела в погребе. Поехала уже в 2015 году на перекомиссию в Северодонецке. Председатель ВКК мне сильно нагрубил, сказал, что я придуриваюсь, что он не верит моим диагнозам, что это все куплено. Я ему говорю: там документы, а он отвечает: „Меня это не волнует!“» — со слезами вспоминает Гончарова.
Немного подзаработать у нее получилось только в ноябре. Она попала в проект Норвежского совета по делам беженцев (NRC) по созданию рабочих мест в прифронтовых селах.
Работа для тридцати
«Идея об обеспечении местного населения работой шла от самих жителей этих сел, — говорит координатор по коммуникации Норвежского совета по делам беженцев в Украине Татьяна Степыкина. — И мы думали, какую дать людям работу, чтобы они могли заработать. В прошлом году это был вязальный проект: женщины получали от нас нитки и должны были связать теплую одежду для детей и подарить деткам в своем селе. В этом году мы решили немного изменить формат и предложили жителям трех сел пошить комплекты белья, которые мы потом будем передавать в больницы, дома для престарелых, хосписы и детские интернаты».
Участие в проекте приняли 30 женщин (13 и 12 в прифронтовых Трехизбенке и Новотошковском, а также 5 переселенок в Боровском). Каждой из них выдали нитки и 60 метров хлопковой ткани, из которой были пошиты 10 комплектов постельного, в который входили наволочка, простынь и пододеяльник. За каждый такой набор участница получит по 200 грн.
«В нашем проект участвуют в основном люди предпенсионного возраста, потерявшие источник дохода в связи с конфликтом. Хотя есть и студентка, есть и пенсионеры. Кроме того, две участницы работают в медпункте, и одна — контролером в РЭСе», — уточняет ассистент отдела непродовольственного обеспечения Норвежского совета по делам беженцев в Украине Екатерина Опанасюк.
«Вы нам только дайте работу, а мы ее будем делать»
История второй жительницы Трехизбенки совсем другая. Наталья Кубарева переехала в село в 2001 году из… Луганска. Так они решили с мужем.
«Хотели заниматься землей, хотели, чтобы дети росли на земле», — поясняет женщина.
До войны Кубаревы жили за счет продажи в Луганске того, что вырастили на огороде. За 2,5 года они сумели заработать на дом, в котором живут и сегодня.
«Мужчины наши зарабатывают только за счет пенсионеров: пошел, дров наколол, попилял, еще что-то сделал. Мой сейчас на крыше у соседей работает. Другой работы нет. Пока у нас пенсионеры живы и получают что-то, мы за их счет живем. У нас козы, куры, кроли, гуси, но это не на продажу. Планировали заняться цыплятами: купили инкубатор, но пока яйца лежат, у нас как минимум два раза отключается свет, и на сутки приходится включать генератор. В итоге получается не очень рентабельно», — сетует Наталья.
С десятью комплектами постельного Кубарева справилась всего за 2,5 дня
«На пошив одного комплекта уходит 1,5-2 часа. Так что, пожалуйста, дайте мне пять норм, — смеется женщина. — Мы с мужем все можем делать! Вы нам только дайте работу, а мы ее будем делать!»
День простоять да год продержаться
Сегодня в Трехизбенке проживают 1280 человек. Это почти вдвое меньше, чем до войны. В некоторых соседних селах остались исключительно пенсионеры, но в Трехизбенке все чуть оживленнее. Здесь есть 11-летняя школа, в которой, впрочем, учатся всего 69 детей, среди которых нет ни одного переселенца.
В Трехизбенке зарегистрировано около трех тысяч переселенцев. «Пенсионных туристов», как утверждает руководитель военно-гражданской администрации, среди них нет. Но после оформления почти все внутренне перемещенные лица уехали в города, где можно найти работу.
Так или иначе, все разговоры о будущем села сводятся к созданию рабочих мест.
«Первое, что нужно — восстановить работу консервного цеха, — уверен Виталий Великонда. — Это запланировано сделать в следующем году при помощи NRC. У нас парниковое село, люди занимаются теплицами, и это помогло бы многим. Если в селе снова будет газ, то это создаст 120 рабочих мест. Без него невозможно возобновить работу тубдиспансера. Люди, которые здесь лечились, готовы при любых обстоятельствах ехать сюда, потому что здесь хорошие условия».
Также Великонда уверен, что в Трехизбенке необходимо открыть КПВВ. В Луганской ОГА поддерживают этот шаг, но все решается на переговорах в Минске, где даже об открытии многострадального «Золотого» никак не договорятся. Между тем, КПВВ «Трехизбенка», пусть даже пешеходный, мог бы серьезно оживить экономику села и хотя бы частично восстановить оборванные связи со Славяносербском, Луганском и другими населенными пунктами, которым не повезло оказаться не по ту сторону Северского Донца.
Между тем, пилотный проект по пошиву постельного белья, завершился 30 ноября. Если результат будет признан успешным, то проект может быть существенно расширен в следующем году. И, независимо от открытия в Трехизбенке КПВВ, консервного цеха и возобновления газоснабжения, на возможность заработать с помощью швейной машинки будут рассчитывать очень многие.