Скандал на васильковом погосте

С великоновоселковским аграрием Петренко мы знакомы в телефонном режиме.  Доброжелательно и в то же время настойчиво Анатолий Никитович приглашал корреспондента «Донбасса» в гости,  чтобы  посмотреть на кладбище села Времовка,  где,  помимо персональных захоронений, находились две братские могилы. По словам ветерана, крайне запущенные.

Расстреляли  кладбищенский лазарет

Как рассказал Анатолий Никитович,  первое захоронение датируется восемнадцатым годом,  а упокоились в нем шестеро ревкомовцев села Большой  Янисоль (по другим сведениям - членов комиссии, которых Нестор Махно уполномочил разделить по справедливости помещичьи земли).

- Моя бабушка, - говорит ветеран, - частенько вспоминала, как на рассвете в хату ворвались вооруженные люди и поволокли ее мужа Аксентия Яковлевича Дроботова на улицу. «Дайте человеку хоть одеться», - попросила она. Однако бабушке ответили, что одежда  председателю ревкома  больше не понадобится.

Не менее красочно мой новый знакомый описывает и события сорок третьего года:

- Отступая,  гитлеровцы оставили сильный заслон на прибрежной высоте. Когда первая попытка сбить арьергард с ходу не удалась,  в бой было брошено штрафное подразделение.  Раненых относили на кладбище санитарки.

Наверное, они надеялись,  что фашистские летчики не станут бомбить это место,  но просчитались,  стервятники ударили точно по импровизированному лазарету. Их не остановил даже белый флаг с  красным крестом... К сожалению, нам так и не удалось установить имена освободителей, которые полегли в том бою. Имеется лишь расплывчатый ответ, в котором   сообщается, что сентябрьским днем сорок третьего погибло около тридцати бойцов и две санитарки. Надеюсь, совместными усилиями удастся повлиять на местную власть,  в том числе - поселкового голову, чтобы установить достойный памятник.

Приговорил и... на бочок

Личную встречу с внуком председателя первого ревкома Большого Янисоля (ныне Великая Новоселка) пришлось отложить: полученная от него информация оказалась более чем исчерпывающей. И потом - мне нужно было выслушать обвиняемую сторону - поселкового голову Великой Новоселки  Галину Зубатенко, под началом которой находится и село Времовка, и погост с двумя братскими могилами.

Правда, перед поездкой я еще раз связался с Анатолием Никитовичем и попросил уточнить некоторые детали. Беседу привожу в диктофонном режиме:

 - Здравствуйте,  беспокоит газета  «Донбасс»... Собираюсь в ваши края... Заехать не обещаю. Вот если бы вы смогли добраться до райцентра...

 - Не могу, машина сломалась.

 - Как жизнь, здоровье?

 - Нормально, особенно после того, как подлечился в Донецке. А вообще, мужик я еще ничего, чарку поднимаю.

 - В семье есть другие мужчины?

- Сын. Пока безработный водитель. Но,  думаю, это ненадолго.  Он - мастер на все руки.

- Сложить что из камня может, оштукатурить и вообще?..

- Легко. А почему вы этим интересуетесь?

А потому, многоуважаемый Анатолий Никитович, что мне, как и  другому журналисту, частенько приходится иметь дело с людьми, которые обожают выступать в роли обвинителя, но которые предпочитают решать проблемы руками других. Даже если вопрос касается братской могилы, где покоится прах собственного деда.

Чабрецовое пристанище

Характеристику, выданную в райцентре Галине Зубатенко, приводить не стану. Ограничусь исключительно собственными наблюдениями. Так вот,  когда мы с поселковым головой поднимались на кладбищенский холм, у меня почему-то возникла ассоциация со знаменитой картиной «Бурлаки на Волге».  Разумеется, Галина Андреевна баржи ни по Волге,  ни по малой реке Мокрые Ялы, которую мы только что форсировали, не таскает. Но лямка бурлака и лямка  головы глубинного поселка имеет нечто общее. Как ни упирайся, все равно будут шпынять.

В этом я лишний раз убедился, когда обвиняемая сторона предъявила упомянутый «объект». Признаюсь честно, братская могила штрафников выглядела  более чем скромно.  Приземистый обелиск, тусклая звезда. Но оно не казалось неухоженным, это последнее пристанище тридцати парней и двух девушек, которые,  наверное, до сих пор числятся в списках без вести пропавших. Сорняки выдерганы,  окружающие заросли, хоть и неумелой рукой, прорублены.

Последний приют тридцати парней и  двух девушек, которые до сих пор числятся в списках без вести пропавших.

- Согласна, - говорит Галина Зубатенко, - мы, живые, крепко задолжали  этим ребятам. Но не обессудьте за это. Здесь бы, конечно, соорудить стелу, чтобы видели  ее издалека,  разбить клумбы с диковинными цветами... Надеюсь, со временем так и будет. Ну а пока приходится протягивать ножки по одежке,  хорошо хоть наскребли  денег на могилу первых ревкомовцев.

Будет замечательно, коль планы поселкового головы найдут свое воплощение. Однако заросли карагача, если их основательно расчистить, и сотканный из ковыля, васильков и чабреца ковер кладбищенского холма ничуть не хуже диковинных цветов. Главное, чтобы о павших воинах помнили и хотя бы изредка  приходили сюда ныне живущие.

От обвинений отказался

Насколько я понял, Галина Зубатенко нормально реагирует на постоянные упреки со стороны Анатолия Никитовича. Она лишь считает, что внук председателя первого ревкома порой предвзято относится к проблеме, а кое в чем  даже излишне требователен.

- На обустройство могилы потрачено более семи тысяч гривен, - продолжает она. - Сумма для нашего скромного бюджета значительная. Получилось всё вроде как и должно быть...  Такое надгробье не могут позволить даже состоятельные родственники усопшего. Приехал Петренко, походил вокруг и заявляет: «Не согласен. Почему вы всех поместили на одну плиту? Надо каждому отдельную». Как ни объясняла, что это обернется десятью тысячами гривен дополнительных затрат, он так и продолжает стоять на своем... Вдобавок ко всему Анатолий Никитович требует вырубить под корень заросли вокруг захоронения павших воинов. А ведь в них есть своя прелесть...

Когда материал готовился к печати, я еще раз позвонил  автору телефонных жалоб и попросил уточнить: какие все-таки претензии у него имеются к поселковым властям?

- Никаких, - ответил тот. - Теперь никаких. Я их  просто теребил всеми доступными  методами, пока не добился желаемого результата. Но вы всё же напишите очерк...  Что, он мне может не понравиться?  А вы всё равно напишите.

В подтексте это звучало примерно следующим образом: «Я здесь провернул дельце,  расшевелил кого следует, а никто моих заслуг не отметил. Поэтому и одолевал вас телефонными звонками уже после того, как на кладбище навели полный ажур».

Со своей стороны могу добавить следующее. Мне глубоко симпатичны люди с активной гражданской позицией, но лишь до той черты, пока эта позиция не начинает дурно попахивать. Если не сказать большего.