Дончанин прошел кошмар "Маутхаузена"

Накануне Международного дня освобождения узников фашистских концлагерей, который отмечается 11 апреля, «Донбасс» встретился с председателем Донецкого городского отделения Украинского союза узников - жертв нацизма Владимиром Евиком. Уроженец поселка Авдотьино (Ленинский район столицы края), он 16-летним парнем, спустя полгода после оккупации, был угнан в Австрию. И оставался в рабстве фашистов до мая победного 45-го, пройдя множество испытаний, в том числе одним из самых известных лагерей смерти - «Маутхаузеном».

«Сбежишь - перестреляем родню»

- Эвакуироваться мы не могли. Отец - инвалид, старший брат сердцем болел. Кроме него, у меня еще два брата да сестричка были, - рассказывает Владимир Васильевич. - Террор немцы начали сразу, как пришли. Но нас сначала не трогали - вроде как не за что. А потом кто-то из «доброхотов» заявил полицаям, будто я ракеты пускаю ночью. Откуда у меня они могли взяться, никого, похоже, не интересовало. Заломили руки, сунули под нос бумагу, стали снаряжать в «загранкомандировку», - горько усмехается он. - Предупредили: «Сбежишь - всю родню перестреляем».

Сгоняли рабсилу к оперному театру. Естественно, не представление смотреть. В ту пору сзади него располагалась железнодорожная колея. Прямо оттуда и увозили наших земляков на чужбину.

- Мысли бежать были, а вот возможности не было, - уверяет Евик. - К тому же боялся, что эти гады, действительно, выместят злость на моей семье… Так и оказался в Вене. Попал в трудовой лагерь, работал на паровозостроительном заводе. Был там огромный станок-гильотина, который резал железо, что бумагу. А потом установили какую-то колоссальную машину. Она могла кромсать броневые плиты толщиной в четыре сантиметра. В мои обязанности входило вытаскивать 50-60-килограммовые обрезки, складывать их в штабеля, чтобы потом убирать краном.

У Володи так и чесались руки вывести громадину из строя. И однажды представился случай: австриец, в обязанности которого входило следить за машиной, забыл ее отключить, пойдя на обед в котельную.

- Сзади агрегата находились три ряда маховиков. Ими и приводился в движение громадный нож, - рассказывает дончанин. - Я собрал десятка полтора тонких металлических листов. И положил их в том месте, где нож заканчивал свое движение. Когда он дошел до этого «пакета», порезать его не смог, застопорился. А маховики продолжали наяривать. Раздался треск, будто пушка пальнула - лопнул один из главных валов. Сбежались все: мастер, начальник цеха, инженер. Они быстро разобрались, чьих это рук дело. Меня швырнули в бетонный каземат на территории рабочего лагеря. Продержали там месяца полтора, пока шло следствие.

Позже, уже из архивных документов, Евик узнал, что ему «впаяли» побег с рабочего места, а не диверсию. Похоже, австрийцы побоялись признать, что «проспали» парнишку, сумевшего застопорить дорогущую машину. За такое ведь могли полететь и их головы…

После состоявшегося в декабре 42-го суда донецкий юноша оказался в штрафном лагере на окраине Вены.

- Я пробыл там 21 день, похудев за это время на 30 кг! - утирает он слезы. - Вышел, веся 39 кг при росте 172 сантиметра. Это был настоящий режим уничтожения. Жили в каких-то недостроенных бараках, без отопления. А на дворе - зима. Работали не менее 14 часов. Нас гоняли на железную дорогу: засыпать воронки, оставшиеся после бомбежки, заниматься разгрузкой-погрузкой. Кормили баландой из гнилых овощей. Хлеб тоже был малосъедобный, к тому же его всё время недодавали - штрафовали за любую провинность. Постоянно избивали. А у столба, выстроив всех, кого-то каждый день - до смерти. Когда, формируя состав в «Маутхаузен», выкрикнули мою фамилию, я был так слаб, что даже никак не отреагировал. В чувство привели, огрев несколько раз дубинкой.

Здесь полегло 122 тысячи

Жуть под названием «Маутхаузен» фашисты построили еще в 1938 году. Это была целая система, состоящая из центрального концлагеря, расположенного близ Линца, и 49 филиалов (самый большой находился в 5 км от основного и назывался «Гузен»), разбросанных по всей территории тогдашней Австрии. Заключенные в основном работали на каменоломне, в прямом смысле слова ложась костьми. Узниками были около 335 тысяч человек. Свыше 122 тысяч (32 000 из них - советские граждане) замучили насмерть. Здесь, в частности, погиб генерал Карбышев, которого в ночь на 18 февраля 1945 года в числе других заключенных облили водой на морозе.

Американские войска освобождают концлагерь «Маутхаузен».

- Сейчас на территории лагеря расположен музей. А тогда это был ад на земле, - вспоминает Владимир Васильевич. - Пройдя стандартные процедуры: стрижку наголо, раздачу номеров, горячий-холодный душ, получение одежды и деревянной обуви, я оказался в карантинном блоке. А в марте 43-го, вместе с другими ребятами, которым еще не было восемнадцати (нас собралось человек 700-800), двинули пешком в «Гузен». Погода - дрянь, на ногах - колодки. До сих пор не понимаю, как дошел. А многие полегли прямо в дороге…

Евика поселили в общий барак. Работать приходилось за воротами лагеря, у карьера. Там стояло огромное помещение, в котором нужно было обрабатывать камни. В апреле 44-го его снова перевели в «Маутхаузен». Потом он оказался в госпитале, где лечился от чесотки и дистрофии. А там опять загремел в «Гузен», трудился на строительстве водонапорного сооружения за лагерем.

На велосипеде - по минному полю

- Эсэсовцы ушли примерно за месяц до освобождения, - делится наш земляк. - Лагерь передали венским жандармам, которые последние дней десять нас вообще не кормили. Я выжил, потому что держался рядом с поляками. У них какие-то запасы имелись, к тому же они на кухне работали. Когда дали стрекача и жандармы, один из поляков пошел в деревню, попросил у хозяина телегу. Мы, человек 12, сели и поехали в Линц. Поляки не хотели возвращаться на родину, понимая, что там теперь будут заправлять коммунисты. А их они боялись почти так же сильно, как фашистов. Мечтали прорваться в Америку, тем более, что наши лагеря освободили именно солдаты армии США 5 мая 45-го.

Лишь 11 мая Евик, живший с поляками в пустующем доме в Линце, узнал, что война закончилась. И сразу решил пробираться домой.

- Прихватил я велосипед из магазина с разбитой витриной, набил карманы печеньем и поехал вниз по Дунаю - к Вене. Особенно страшно было проезжать мимо «Маутхаузена». Не верилось, что эта машина смерти перестала работать, - делится он.

Когда впервые встретил наших - с медалями «За оборону Сталинграда», за освобождение различных городов - даже прослезился. А они, смеясь, хлопали похожего на скелет парня по плечу: «Ничего, скоро отъешься! Капец войне, братец!».

- Уже на той стороне Дуная я чуть голову не сложил, - уверяет Евик. - Неподалеку от сборного пункта заплутал на своем велосипеде. А как проехал какое-то поле, увидел табличку «Осторожно - заминировано!». Удивительно, что проскочил его без последствий.

В Союз дончанин вошел уже солдатом. Принял присягу, получил оружие, обмундирование.

Статус узника фашизма был что клеймо

Евик служил в артбатарее в Западной Украине. Сразу написал письмо родным. Ответное вскрывал трясущимися руками. К счастью, оказалось, что все выжили... Увиделись, когда его, отличившегося на стрельбах, отметили двумя неделями отпуска. Весной 47-го уже демобилизовался.

- Окончил вечернюю школу, ДПИ. Работал на ДМЗ в сортопрокатном цехе, а потом и в мартене. Ну, а около 30 лет - в проектном институте Донецкого филиала гипрохимреактива, - рассказывает Владимир Васильевич. - До 90-х годов мой теперешний статус - малолетний узник фашистских концлагерей - был что клеймо. Позже я, затеяв переписку с Красным Крестом, другими организациями, получил документальное подтверждение своего пребывания в рабстве.

Он демонстрирует письмо Международной службы розыска, где указана дата его прибытия в «Маутхаузен» (18.02.1943), первый лагерный номер (23893), все этапы переходов из лагеря в лагерь.

Уже 20 лет Евик занимается общественной работой. Помогает решать юридические вопросы другим узникам, благо в этом деле - специалист.

- 250 тысяч жителей нашей области были насильно вывезены в Германию, - уверяет он. - Из этого количества в живых осталось процентов десять. В Донецке, к примеру, сейчас около двух тысяч тех, кто был на принудительных работах. Из них в концлагерях - 10-15 человек.

Сам он с той страшной военной поры ни разу не был в Австрии. Не потому, что хочется всё забыть… Такое - не забывается!

- Просто хватало дел здесь, - пожимает плечами. - Семья (с женой мы почти 60 лет вместе, вырастили сына и дочь, есть внуки, даже правнук), работа, в том числе общественная. Стараюсь сохранить память о пострадавших. Завтра, как всегда в День освобождения узников фашистских концлагерей, возложу цветы к монументу жертвам фашизма, что в сквере Дворца культуры металлургического завода, и попрошу Господа, чтобы никогда больше в наш край не пришла война.

Книга боли

В «Маутхаузен» из Вены Владимир Евик ехал в одном вагоне с французами, участниками Сопротивления. Каково же было его удивление, когда в 48-м году он приобрел книгу Жана Лаффита «Живые борются», где описан и этот вагон, и дорога в лагерь, и ужасы, там происходившие.

- Скорее всего, Жан был одним из тех, кто попал в «Маутхаузен» одновременно со мной, - рассуждает Владимир Васильевич. - Он даже вспоминает молодого черноволосого эсэсовца, которого мы, заключенные, за жестокость прозвали Черной Пантерой.

Этот отрывок из  произведения, написанного Лаффитом в 1946 году, наглядно демонстрирует кошмар, в котором узники лагеря жили ежедневно:

«На повороте дороги показывается тележка; немалые колеса пронзительно скрипят. Это лагерные похоронные дроги. Их  с трудом тащат два бритоголовых человека, обнаженных по пояс, в длинных резиновых фартуках, испачканных кровью. Руки у них красные. На тележке навалено друг на друга шесть обнаженных трупов. По обе стороны дрог  свешиваются головы, руки, ноги, с которых каплет кровь, как с туш на бойне.... Эта сцена не помешала нам пообедать. Мы были голодны. За это время дроги двенадцать раз проехали мимо, каждый раз с новым грузом растерзанных тел. Как мы узнали позже, в тот раз было расстреляно 70 югославских патриотов».