На заброшенном донецком заводе устроили звуковую феерию

В донецком арт-фонде "Изоляция" состоялся аудиовизуальный экспериментальный перформанс "Звукоизоляция 2: Outside". В течение двух вечеров территория оккупированного музыкантами заброшенного завода пела на все голоса. 

Аудиовизуальный экспериментальный перформанс "Звукоизоляция 2: Outside" — продолжение прошлогоднего мультимедийного проекта в индустриальном пространстве арт-фонда "Изоляция". Создала его старая команда — композиторы Богдан Сегин, Алексей Шмурак и Максим Коломиец, а также художник Мирослав Вайда. Их нынешний замысел вырвался далеко за пределы цеха, в стенах которого гудела первая "Звукоизоляция" — в этот раз авангардисты оккупировали всю заводскую территорию. И если прошлогоднее представление по внешним параметрам (ряды стульев с мягкими сиденьями, регламентированный порядок исполняемых пьес) все-таки отталкивалось от привычной идеи концертного зала, то нынешнее решение оказалось чем-то средним между музейной экскурсией и полосой препятствий.

Попав на территорию погруженного во мрак завода, зритель волен был перемещаться, как ему вздумается. Ориентирами для публики служили масштабные видеоинсталляции или же застывшие в лучах холодного света музыканты, периодически принимающиеся играть. Первыми гостей встречали донецкая рок-группа DOK и Алексей Шмурак, устроившиеся на старой железнодорожной платформе. Сообразуясь с производимыми музыкантами то медитативными, то резво бурлящими звуками, на стене цеха вспыхивали видеопроекции в форме многоконечных звезд.

Затем эстафета перешла к расположившемуся в соседнем цехе донецкому брасс-ансамблю Quarta+, вместе с киевской вокалисткой Еленой Арбузовой исполнявшему опус Максима Коломийца. В нем над хрипами меди порхало кристально чистое сопрано, по замыслу автора зовущее слушателей, как легендарные сирены, за горизонт обыденности. Третьим перевалочным пунктом, брести к которому зрителям пришлось вдоль террикона, был киевский ансамбль Nostri Temporis. Он занял позицию возле ржавых цистерн на отжившей свой век бензозаправке. Ироничный оттенок игре исполнителей придавали их наряды — гофрированные белые сюртуки, окантованные флуоресцентными лентами. Музыканты то погружали слушателя в морскую пучину пьесы Богдана Сегина, то выбрасывали его на берег под ликующий клич трубы.

Следующим к перформансу подключился киевский флейтист Игорь Ермак — забившись в самый дальний угол, он нашептывал оттуда обрывки загадочных мелодий. Вырвавшись из их пут, публика вновь оказывалась возле ржавых цистерн, гудящих от ударов по их пузатым бокам металлическими прутьями и камнями, и устремлялась дальше, влекомая гулкими басами десятиструнной гитары Дмитрия Радзецкого, укрывшегося в помещении столовой. Рядом находилась одна из лучших для обозрения площадок, с которой были видны и мерцающие огнями вышки, и пульсирующие разными цветами элеваторы, и карабкающиеся на стены видеопроекции.

А на финишной прямой публику поджидал Алексей Шмурак, исполнявший на стареньком синтезаторе какой-то невообразимый китч, корчась, как бродячий шут, над клавиатурой и словно снижая своей гротескной пластикой пафос грандиозного зрелища в индустриальных декорациях.