Пять жизней писателя Пеунова

Его знаменитый детектив «Последнее дело Коршуна» я читал ещё школьником, лет 25 назад. И представить себе тогда не мог, что однажды буду расспрашивать легендарного писателя, фронтовика, почётного гражданина Донецка о житье-бытье. Но - пути Господни неисповедимы. И судьба самого Вадима Пеунова - тому ярчайший пример. В свои почти 90 (юбилей будет праздновать день в день, 29 апреля, в Донецкой торгово-промышленной палате) он активно работает, сам набирает свои произведения на компьютере. И уверяет, что ему «не 90 лет, а 90 книг!» «Их-то на самом деле чуть больше семидесяти, в том числе свыше сорока романов. Но вот здесь, - дотрагивается он поочерёдно до сердца и головы, - есть ещё столько всего!»

Волжский скандал

Когда он, четырёхлетка, опроверг утверждение, что родился в капусте (мол, не растёт она в апреле в их краях), мама выкрутилась: «Так не в той же, что в огороде. Из бочки с квашеной капустой тебя бабушка в Костроме, где родился, достали!»

- Поэтому я - Квашенный, - смеётся Вадим Константинович. - По крайней мере, жизнь меня квасила изрядно.

Детство он провёл в Астрахани. Вольная Волга, которую переплывал не раз, и характер Вадиму подарила такой же - вольный. Он и к литературе-то приобщился, потому что женщина, преподававшая этот предмет, задала наизусть три стиха Маяковского, уточнив, что терпеть этого поэта не может.

- И я, любящий физику и химию куда больше литературы, из чувства протеста выучил все три стихотворения. А потом заявил этой горе-преподавательнице, что ей, не понимающей такого поэта, не место в школе, - усмехается Пеунов. - А ещё одному учителю, который мне «челбан» влепил, я всадил вилку в зад. Большой скандал вышел! Меня даже из школы выперли.

Военное лихолетье

Война - это отдельная жизнь. Или смерть. Тут уж - кому как насудьбилось...

На фронт Вадим ушёл в январе 42-го. Хлебнул боёв у Сталинграда, где молодняком да вчерашними заводчанами срочно латали бреши в обороне.

- Мы и винтовку-то толком заряжать не могли, - качает он головой. - Помню, попали в какой-то здоровенный противотанковый ров. Заберёшься наверх, едва успеешь стрельнуть - и сползаешь на брюхе под собственной тяжестью.

Полгода он тренировался в лагере, где готовили десантников для высадки на печально известный Букрин-ский плацдарм, что в 80 км юго-восточнее Киева, на западном берегу Днепра. В общей сложности там полегло около 20 тысяч советских солдат.

- По 15 раз в день мы прыгали на специальных тренажёрах, всего три раза - именно с парашютом, - рассказывает писатель. - Столовая была в семи километрах от лагеря. Туда-обратно - уже четырнадцать. А ведь мы

ещё и марш-броски делали - от 50 до 70 км. Натрениро-вали нас, в общем, хорошо. Вот только высадили - плохо... Такое впечатление, что фрицы уже нас ждали. Почти всех, кто приземлился в заданном квадрате, перебили. Мне с группой ребят повезло, что нас отнесло километров за 90 от Днепра. Месяца полтора с боями пробивались к своим. Выручило, что сумели добыть карту с расположением противника...

Когда в 56-м в первой образцовой школе Астрахани собирали учеников, ушедших воевать, оказалось, что из более чем 90 человек в живых остались лишь шестеро. Включая старшего сержанта Пеунова, имеющего множество наград, в том числе орден Красной Звезды и медаль «За оборону Сталинграда».

Львовские страсти

Во Львове он нашёл любовь, стал отцом, начал писать.

- В 1946-м году Вадим был поваром на пересыльном пункте, откуда солдат направляли во все уголки некогда могучей державы, - рассказывает супруга писателя Стефания Иосифовна. - Я как раз училась на швею, и меня отправили туда, чтобы помогла с одеждой - что-то подшить, приладить. Сидела в таком ларёчке. А кушать в общей столовой с солдатами стеснялась. Так Вадим мне сам порции носил. Ну и прикормил, выходит…

Молодые жили очень тяжело. Он учился на журналиста во Львовском университете. До села, где обосновались, было километров 30. Каждый день мотался. Хватался за любую подработку. Супруга трудилась учителем младших классов в школе, где им выделили комнату. В семье было уже двое деток.

- Стефанию взяли на работу с условием, что она будет пионервожатой, станет вовлекать молодёжь в комсомол. И однажды, когда она ехала с нашими малышами и прочей детворой на подводе, их обстреляли «лесные братья». Чудо просто, что ни в кого не попали, - вспоминает Вадим Константинович. - Ночь мы пересидели в директорском кабинете (в свою квартиру возвращаться боялись), зажав детям рты. А утром собрали вещи (сколько там у нас их было!) - и во Львов...

Там он и начал писать ту самую повесть - «Последнее дело Коршуна». По живому, как делал это потом всегда. С удивительным мастер-ством совмещая с вымыслом реальные факты (бывшая партизанка, которую застрелил немецкий пособник, ставший потом крупным партийным работником, училась вместе с Пеуновым). Ночами разгружал вагоны. А деньги тратил на хлеб, тетради и... услуги машинистки, печатавшей его дебютную книгу.

- Я создал восемь вариантов «... Коршуна»! - уверяет Вадим Константинович. - Но их везде отметали... Последний, который и увидел свет в середине 50-х, дописал уже в Донбассе.

Донецкие контрасты

О нашем крае, куда попал после вуза, по распределению, да так здесь и остался, впечатления у Пеунова разные. И радостные, и горестные. Такая уж она, жизнь донбасская…

- Я писал статьи для вашей газеты, которая тогда называлась «Социалистический Донбасс». А потом вышло «Последнее дело Коршуна», и я с редакцией распрощался. Но одним писатель-ством было не прокормиться, тем более, что я - начинающий… И стал горняком, - делится он.

Восемь с половиной лет подземного стажа - это серьёзно. Тем более, что поработать пришлось на шахте «Ветка-Глубокая», которую теперь знают как им. Засядько - одну из самых опасных в мире.

- В проходке был, такого там повидал, - качает головой писатель. - Под завал попадал. На моих глазах металлические трубы, которыми лаву крепили, гнуло, что луки, да выстреливало, будто из пращи… На себе товарища, Юрку, вытаскивал, которому правую руку скатом вырвало. Крови почти не было… Он молодцом держался. Шутил, что рюмку придётся теперь брать левой рукой. Умер в больнице…

Трудился Пеунов на теперешней шахте им. Горького, на областном телевидении. И писал. Много.

- Именно в Донбассе я нашёл свою тему, своих героев. И себя как писателя, - подчёркивает юбиляр. - А что написал столько… Так это, наверное, потому что пил мало, а работал много. Мне интересно было взять побольше из реальной жизни. Переосмыслить. Допонять. И поделиться.

«Друзья и враги», «Любовь и ненависть», «Шестой луч надежды», «Ищи добро в сердце своём», «Война глазами солдата», «Месть отвергнутых богов» - хоть одна из этих книг Вадима Константиновича наверняка есть практически в любом доме. Особенно хороши его художественная публицистика и социально-политический детектив, как он сам определяет этот жанр.

- Чтобы познать психологию преступников, я очень много с ними общался, - делится писатель. - Мой товарищ руководил тюремной системой области, так что я имел возможность посещать пенитенциарные учреждения. Виделся с такими «кадрами»… Одного, сидящего в зоне под Харцызском, запомнил навсегда. Лет тридцати, невысокий, худощавый, он имел колоссальное влияние. Мог сделать так, что в другой зоне, за много километров, кого-то отправят на тот свет. Жёсткий мужик, но искренний. Много интересного мне порассказал.

Не раз виделся Пеунов с Павлом Загребельным. У него даже «Роксолана» стоит с автографом автора. В той самой квартире, где мы беседовали, гостил некогда создатель «Наливайко» и «Хмельницкого» Иван Ле, которого Вадим Константинович угощал самогоночкой, настоянной на травах…

Ветер странствий

Сидя на месте, нельзя познать мир. А без его познания невозможно стать хорошим писателем. Так что ещё одна жизнь Пеунова - это странствия по свету.

- Полтора года я ловил селёдку и тралил камбалу в Охотском море да Тихом океане. Был матросом на среднем рыболовном траулере, - рассказывает дончанин. - Экипаж - 16 человек да медведица Машка. Качка - бесконечная, к которой привыкнуть невозможно. Помощник капитана, становясь на вахту, брал с собой ведро (сам понимаешь - зачем) и круто посоленную краюху хлеба… Однажды меня чуть не забрало море, когда трал замотался за винт, а мы с ребятами его вызволяли.

Под впечатлением о Дальнем Востоке родился прекрасный шпионско-любовный роман «Такая короткая долгая жизнь» о войне с Японией в 1905-м.

Наш земляк гонял скот из Монголии, сплавлял огромные плоты по Каме, искал корни женьшеня в тайге с опытным старообрядцем. И всегда находил те зёрна, из которых потом прорастали его удивительные - живые! - книги.

Таким Вадима Пеунова, работающего на шахте «Ветка-Глубокая» (сейчас - им. Засядько), запечатлел  (с натуры!) замечательный художник Григорий Домненко.

«Обещал дожить до 110»

«Вадим совершенно неприхотлив в быту, - делится Стефания Иосифовна. - Любит овощи, салаты из них. Рыбку запечённую, кашу… Мы вместе много лет. Трёх деток воспитали, есть внуки-правнуки… На день рождения и 9 Мая я всегда дарю ему цветы. Муж - ужасный трудоголик. И сейчас, хоть здоровье уже не то, всё пишет, пишет. Голова-то - светлая! Кардиостимулятор Вадиму лет пять назад поставили, процедуры разные я ему провожу, давление измеряю. Очень за него переживаю. А он бодрится - зарядку даже до сих пор делает. Обещал мне дожить до 110 лет. Пусть только попробует слово не сдержать!»