На кордоне лесник следит за заброшенной солдатской могилой

Пахла сеном санитарная арба

Александр Макущенко родился в тот день, когда у подножья горы Лысая близ волновахского села Златоустовка догорал бой. Поэтому крик младенца не сразу дошел до ушей соседа, хромоногого объездчика Златоустовского лесничества Петра Линника. Он сбросил с арбы, в которую были впряжены древние, как и сам погонщик, быки, тройку-другую сухого пырея, да так и застыл, выпятив к занавешенному ясенями окоёму усыпанную сенной трухой бородёнку. И лишь когда за дальней опушкой перестали злобствовать немецкие «МГ» и греметь полковое орудие, дедко наконец узнал, что население лесного кордона увеличилось на одну живую душу.

По причине приобретённой ещё в детстве инвалидности Петр Гордеевич военных академий не оканчивал. Даже выданную лесничим винтовку системы Бердана носил на манер коромысла. Однако со времён Первой мировой и гражданской войн усвоил одну простую истину: если где-то отгремела канонада, значит, там остались нуждающиеся в помощи люди. Зайдя в дом, объездчик наполнил глиняную сулею свежей водой, тайком от бабки выдернул из бельевой стопки свою исподнюю рубаху и погнал серых в направлении горы Лысой.

Быки - не рысаки в яблоках. Как ни понукай, скорости не прибавят. Даже если влекут не двухлемешный плуг, а лёгкую на ходу арбу. Пока ехал, извелся от сухого жара сентябрьского солнца и боязни опоздать. Но сулею с водой извлёк из недр сена, лишь когда достиг Лысой, подступы к которой были обезображены снарядными воронками и трупами солдат в форме танковых войск вермахта. Судя по всему, здесь на заслон наткнулись оставшиеся без техники остатки механизированного подразделения гитлеровцев. Они или полегли полностью, или скатились в заросшую ивняком балку и отошли на запад, туда, где у села Зачатьевка расцветали траурные цветы пожарищ.

Обходя воронки и растерзанные шрапнелью прямой наводки тела, дедко поспешил на маковку горы, откуда в лоб ему немо смотрел зрачок орудийного ствола. В заслоне было трое. Один из них бессильно уткнулся простоволосой головой в щиток пушки, второй, так и не дослав унитар в казённик, лежал рядом, а третий застыл плашмя у снарядных ящиков. Однако невоеннообязанный Линник понял, что советские пушкари только ранены. Когда человека насмерть разят пуля или осколок, его тело становится таким же плоским, как и тюфяк в тифозном бараке.

Распластав на полосы исподнюю рубаху и наспех перевязав артиллеристов, дедко перенес их в арбу и, не жалея голосовых связок, погнал быков в сторону села Малоянисоль.

- Там должен стоять наш госпиталь, - сказал очнувшийся на минуту наводчик.

Это были первые и последние слова, которые услышал от него Петр Гордеевич. В груди солдатика заклокотало, он захватил в ладони по пучку сена, словно напоследок пытался вздохнуть запах уходящей жизни, и затих. Доставив в госпиталь двух других защитников горы Лысой, дедко вернулся на лесной кордон. Лет шесть или семь спустя он расскажет Александру, как выкопал рядом со свой лачугой могилу, опустил в неё начавшее коченеть тело и засыпал землей, которая одинаково безропотно принимает в себя мёртвого человека и прах сопревшей под снегом былинки. Но больше всего пареньку запомнилось, что солдата так и похоронили с зажатыми в кулаках клочками сена.

Легенды степной дубравы

- Я вырос в десятке шагов от солдатской могилы, - молвил Александр, раскуривая сигарету такой ярости, что ею можно наповал разить пролетавших над головой грачей. - Разумеется, никакого дискомфорта не испытывал. Она казалась мне такой же естественной, как хромота Петра Гордеевича, который вскоре умер, испечённая из отрубей горбушка и запах пота быков, на которых лесорубы трелевали срубленные деревья. Но однажды лесничий, имя его я запамятовал, собрал жителей кордона и произнес речь: «Мы всем миром ухаживаем за солдатской могилой, недавно новую пирамидку поставили… А что прикажете написать на ней? «Здесь покоится прах воина, который остался неизвестным лишь потому, что дед-белобилетник не подозревал о существовании смертного медальона»… К чему я это веду?.. Да к тому, что имеет смысл произвести эксгумацию и хорошенько поискать тот самый медальон».

- Операцией всё равно поручили руководить Петру Гордеевичу, - продолжает Александр Макущенко. - По причине старости его к лопате не допустили. Суетился, сердито постукивал самопальным костылем:  «Тише, мужики, не навредите». Как будто можно было чем-то навредить мертвому…

Лесничий оказался прав. Помимо пряжки солдатского ремня, алюминиевой ложки и зажигалки, отыскали смертный медальон - футлярчик с налипшей на него рыжей глиной. С великой осторожностью извлекли бумажную трубочку.

- Ну вот, - облегченно выдохнул лесничий, - теперь мы имеем полное право написать на пирамидке, что здесь упокоился храбрый воин своего Отечества, уроженец города Харькова Волик Александр Алексеевич. Надо сообщить в тамошний военкомат, пусть поищут ближайших родственников.

- Нашли? - спрашиваю собеседника, который успел прикончить пятую или шестую сигарету.

- Мать. Говорили, что вскоре она побывала в Волновахе, но почему не приехала на могилу - ведать не ведаю. А ребята из Златоустовской школы на кордоне бывают. Я когда работал лесничим, приглашал их на День Победы и к годовщине освобождения Донбасса.

- Помимо солдатской могилы, в местных легендах упоминается потайной схрон. Как утверждают, вход в него начинался прямо из сторожки царского объездчика.

- Видел своими глазами. Его обнаружили, когда сторожку пустили на слом. Схрон обследовали сапёры и тогдашний военком. Что они там обнаружили - полная загадка. Но, думаю, что-то необычное. Иначе с какой бы стати лаз срочно засыпали, а военком наказал местным обходить развалины десятой дорогой... Если желаешь, могу показать место, где была сторожка. А заодно пару роз на могилу положим.

И скатилась слеза...

На кордоне прижилось такое запустение, что его не мог оживить перестук молотков, при помощи которых лесничий Анатолий Мотузенко и его помощники реанимировали конторскую ограду. В глубоком, как речной омут, безмолвии невесомо десантировались парашютики сорняков, которые за последние полтора десятка лет оккупировали палисады и дно пересохшего пруда.

И катилась похожая на слезу капелька грушевого сока.

Но вот послышался влажный шлепок. Это о пирамидку насмерть расшибся плод одичавшей груши-бессемянки. Другой, покрепче, напоролся на луч звезды, и сразу же по алому полю скатилась похожая на слезу капелька сока.

- А сено-то при эксгумации не нашли, - вдруг нарушил безмолвие Александр. - Наверное, тоже истлело вместе с человеческой плотью и нашей совестью.

Что ж, память наша действительно недолговечна. Цветы к солдатским могилам возлагаем лишь дважды в году: на День Победы и в годовщину освобождения Донбасса. А в интервалах между датами стыдливо обходим взглядом жирующие за оградками сорняки.

- Почему не ухаживаем? - возразил лесничий Анатолий Мотузенко. - Пирамидку в начале мая покрасили, к сентябрю еще раз приберёмся. Местные школьники, если не будет дождя, приедут…

То, что златоустовцы не забывают обелиск на лесном кордоне, подтвердил и сельский голова Анатолий Любичев:

- Конечно, следовало бы поставить гранитный памятник, однако подобные расходы не предусмотрены сметой, - добавил он.   Связываюсь по телефону с помощником нардепа Александра Рыженкова Игорем Мищенко, вкратце обрисовываю ситуацию.

- Пусть златоустовцы подготовят соответствующее письмо, - ответил Игорь Иванович. - Думаю, вопрос будет решен положительно. Ведь поставили же памятник на братской могиле в другом волновахском селе Малоигнатьевке. Причём сделали это не без вмешательства вашей газеты.

Вновь звоню сельскому голове и передаю содержание разговора с помощников нардепа.

- Отлично, сегодня же составим такое письмо и перешлем в райцентр! - воскликнул Анатолий Любичев.

Обрадовалась обнадеживающим вестям и девчушка школьного возраста, с которой мы разговорились на крыльце сельского гастронома:

- Наконец то, - сказала она. - А то сил нет глядеть на такое убожество. Когда возлагали цветы прошлой весной, учительница рассказала нам о погибшем на горе Лысой солдате… Но я всё равно не могла отделаться от мысли, что здесь похоронен не освободитель моей малой родины, а пьянчужка без роду и племени…

…Налетел невесть откуда взявшийся шквал, скрипнули застарелыми сочленениями ясени, и мелкие плоды одичавшей груши сыграли на барабане пирамидки реквием. Но жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Одни приходят в этот мир, другие покидают его, оставляя после себя обелиски, которые траурными вехами стерегут историю Отечества.