А с перекрёстка всё видать

Замечание Марка Туллия Цицерона относительно преимуществ худого мира считается незыблемым. И тем не менее, имеются отдельные возражения. Во-первых, происходящее сегодня на просторах бывшего Дикого поля нельзя назвать ни миром, ни войной, а во-вторых, как мне кажется, здесь присутствует элемент неточности.

Впрочем, последнее никоим образом не вменяется в вину главнейшему из ораторов античности. Ведь, как известно, во времена Марка Туллия человечество ещё не научилось сжигать хлебные нивы, дома и детские игрушки вместе с их владельцами при помощи установок залпового огня.

Перемирие наступило, но горя не убавилось.

Иными словами, Цицерон не побывал в шкуре современного жителя Луганска, Донецка, Никишино, Иловайска и поэтому не имел возможности придать мысли завершённость. Ну да шут с ними, с экскурсами в прошлое. Куда важнее то, что в данную минуту ощущает шкура пребывающего на линии боевого соприкосновения гражданина.

И я ничуть не погрешу против истины, если сравню её с мембраной, которая крайне болезненно реагирует на падение суповой миски, клохтанье дырявого автомобильного глушителя и гул бомбардировки, даже если тот доносится из динамиков телевизора.

К слову, никогда не служившие мужики сегодня смотрят военные сериалы совершенно иными глазами. В частности, они научились распознавать, где фальш, а где приближённое к реальности театральное действо.

Да я и сам многократно уличал постановщиков баталий в искажении фактов. В кино как - свист снаряда, султан поднятой земли, грохот. В действительности же всё по другому. Вначале - быстрая вспышка, затем - звук полёта железного шмеля и уже только потом взрыв.

Кто подзабыл формулы скорости света и звука, а так же сомневается в правдивости моих слов, пусть приходит ко мне на перекрёсток. Вместе понаблюдаем за обстрелом из дальнобойных орудий старого завода, где до войны мирно сосущестовали глухие ко всему сторожа, добытчики ржавой арматуры и птицы заброшенных строений - сычики.

Забрела бабка на минное поле

Волна, словно газонокосилкой, прошлась по улицам. Ещё дымились подожжённые реактивными снарядами крайние дома, а народ уже на всех парах мчался в сторону ближайшей границы. По вечерам улицы стремительно погружались в омут безлюдья, отчего лёгкие начинала сжимать судорога удушья. Лишь оставленные без присмотра кошки продолжали распевать на пепелищах свадебные хоралы.

Но стоило наступить перемирию и погожему дню, как многое изменилось. Граждане божьими коровками облепили околоподъездные скамьи и прилавки открывшегося базара. Торговали скудно, дорого, однако факт рыночных отношений уже обновился.

Ожил и рыбный ряд при входе. Правда, представлен он был лишь мотоциклет ной коляской, в которой неподвижными поленьями возлежали толстолобики. У одного из них наискось разорвана спина, у другого - бок.

- Осколком зацепило? - любопытствует ехидноглазый старик из числа первых покупателей, - Говорят, снаряды так и сыпались в пруд...

- Cкажешь такое, - возразил хозяин коляски, мужик в громоподобном плаще. - Когда стреляли, а когда я товар привёз...

- Значит - «косой» добыто, - авторитетно заявил ехидноглазый. - Преступным орудием лова. А цену гнёшь, будто законопослушный гражданин... Скостери малость, возьму обоих подранков.

- Милостыню подаю только на паперти и в поминальный день. Так что, дед, шлёпай, пока у ветра сучки не появились.

А над базаром полнейший штиль. Выглядывающие из оцинкованного ведра пролески не шелохнутся, словно выкованных из металла цвета весенней лазури. Продаёт эту небесную благодать бабка с таким кислым лицом, что молочницы обходят её стороной.

Однако покупатель, молодой ещё парень, похоже, внешним раздражителям не подвержен:

- Сколько за букетик просишь, мамаша?

- Пятнадцать.

- Монгольских тугриков?

- Чего ещё ... Гривен.

- Дорого ломишь, мамаша.

- Хотела бы я поглядеть, сколько бы ты заломил. Пошла в «зелёнку» за пролесками, да чуть на тот свет не угодила... Слава Богу, спину заколодило. Разгибаюсь и вижу впереди табличку, за ней - вторую. И надпись: «Заминировано». Кабы не заколодило спину, на небесах бы уже причёсывалась. Уж бежала, бежала... Чуть сердце не лопнуло.

- Да, мины пострашнее радикулита, - согласился парень. - Ладно, мамаша, согласен. Риск - дело серьёзное, оплачиваться должен сполна.

Пропуск за линию фронта

В перемирие верится с трудом. Особенно, если слышишь одиночные разрывы поздним вечером. Время, явно малоподходящее для разминирования «зелёнки», перелесков и пашен, которые уже проклюнулись из холодной скорлупы. Да и характерную перебранку тяжёлых пулемётов даже при большой фантазии весьма затруднительно перепутать с работой бутобойки - агрегата для дробления монолитных глыб.

Тревога и неуверенность серыми тенями обозначились на физиономиях прохожих. Подобные следы я видел на лице капитана Саши Лютого, когда во время свирепого шторма на нашем судне оказались обесточенными рулевая машинка и навигационное оборудование. А дрейфовали мы как раз в центре Больших Спорад, где островов, островков и мелких скал больше, чем струпьев на брюхе шелудивого пса.

Из лексикона напрочь исчез полувопрос-полупривет: «Как твоё ничего?». Вместо этого: «Жив? Снаряд в окно квартиры на заглянул ненароком?.. Что ж, для нашего времени и это уже чудесно».

Правда, задавать подобные вопросы моей знакомой даме, с которой я столкнулся на выходе из базара, нет надобности. Гражданка во многих отношениях положительная, несмотря на два высших образования, симпатичная. Одно смущало в ней, кого не встретит, считает своим долгом исполнить душевный стриптиз. Вот и сейчас: - Мама серьёзно заболела. Ну я и решила навестить. А как без пропуска в Одессу? Но всё равно, рискнула. На блок-посту меня, конечно, тормознули: «Давай, - говорят, - пропуск, или хотя бы телеграмму». Лезу в кошелёк, достаю сотню и протягиваю военному, который мне на блок-посту главным показался. А он в ответ: «Если беру взятку, то только натурой». «Да что ж мне, прямо на обочине, в грязи отдаться?». Стою, реву. А старший развернул меня за плечи, коленкой пониже спины подтолкнул и говорит: «Пошутил я. Кому ты нужна, кошёлка старая. Поворачивай свои кривые оглобли и топай обратно»... Ну скажи на милость, это я - старая кошёлка это у меня - кривые оглобли?

Я поинтересовался, выздоровела ли мать? И, получив утвердительный ответ, добавил, что служивый ни черта не смыслит в женской красоте. О Марке Тулии Цицероне я, конечно, не упомянул. Знакомая с полным основанием усомнилась бы в моей психике. А потом, она, даже при своих двух высших образованиях, не смогла бы ответить на вопрос: так ли уж хорош худой мир, во время которого продолжают убивать, разрушать жильё и человеческие души? А вот о ведёрке с пролесками напрасно не упомянул, ведь на сегодня это - единственная светлая частичка благодати. Впрочем, и та была собрана на минном поле.