За неполный год войны на Донбассе пострадало 72 православных храма. Девять из них полностью разрушено. Повреждения также получили несколько принадлежащих другим конфессиям церквей и мусульманская мечеть города Донецка.

Икону прикрыл собственным телом

От всего жилого дома уцелели стена, да ржавый водосток. И вот теперь он, не в силах пропустить через себя ливень, яростно плевался сгустками пены.

Точно таким же бесприютным казался придорожный знак «Дебальцево» с отвалившейся буквой. Первый штормовой заряд поприветствовал ещё при въезде в город. Словно эхо недавно прокатившихся здесь сражений, громыхало кровельное железо и разодранная когтями реактивных снарядов обшивка придорожного кафе.

Но нашей мобильной группе отчасти повезло. Когда наконец выпутались из кружев малолюдных улиц и обнаружили по курсу купола церкви Александра Невского, ливень смягчил свой гнев до мелкого дождика и можно было не опасаться за боеспособность аппаратуры. Ну а когда я пытался запечатлеть настоятеля о. Мирона на фоне двух храмовых сосенок, погода и вовсе решила объявить перемирие. Всего во дворе церкви упало четыре реактивных снаряда, о чём, помимо воронок, свидетельствовали повреждённые двери, окна, ограда и старенький «жигулёнок» священнослужителя.

Об обожжённой сосенке о. Мирон рассказывает так, словно и ему передалась боль раненного деревца.

- Мы, если на то пошло, - рассказывает настоятель, - отделались испугом. Люди, потеряв надежду на подвалы и бомбоубежища, собрались в храме на молитву. Обстрел был жесточайший. Земля ходуном ходила под ногами, дребезжала церковная утварь и вздрагивали огоньки свечей. А снаряды с каждым разом ложились всё ближе и ближе...

По словам собеседника, его в те полные драматизма минуты более всего тревожила мысль о сохранности жизни прихожан, икон письма начала прошлого века, резного иконостаса. Да и каждый удар осколка о стены обители вызывал в сердце священнослужителя продолжительный спазм, словно металл кромсал не кирпичную кладку, а живую плоть.

Собственно, храм для о. Мирона, если можно так выразиться, является одушевлённым, как человек и другое творение Господне. Ведь здесь всё, от первого положенного в фундамент камня до росписей под куполом, помнит прикосновение рук живописца, мастера шитья золотой нитью и просто чтимого в Дебальцево пастыря.

Сегодня о бомбардировке храма Александра Невского можно судить лишь по засыпанным гравием воронкам, пробитых столбах ограды, опалённой сосенке, да временно затянутым фанерой верхним окнам. Церковь к светлому Воскресенью прибрана, двор подметен и до блеска вымыт ливнем.

Однако, как выразился о. Мирон, он по гроб будет помнить, как на плечи молящихся сыпались штукатурка, стёкла, и как он пытался явно не богатырской грудью защитить икону Николы Чудотворца старинного письма.

- Мы просили Господа, - говорит на прощанье настоятель, - послать спасение... нашим душам и нашему храму. И Он ниспослал нам его.

«Ураган» обрушился на город

К сожалению, создатель не услышал молитву прихожан Кировского. Её, наверное, заглушили выпущенные из установки залпового огня «Ураган» мощные снаряды. Один из них прошил крышу церкви Иоанна Кронштадтского, где настоятель о. Сергей правил вечернюю службу.

Пасхальный кулич под открытым небом.

- Я находился во дворе, - вспоминает сторож Геннадий Чуев. - Готовил инструмент для починки карусельки прихрамовой детской площадки. И вдруг властная сила оторвала меня от земли... Открываю глаза и вижу над головой облако пыли, а из него сыпятся какие-то обломки. Отдельные металлические конструкции крыши и куполов потом находили за полтораста метров от обители.

Сторож и по совместительству реаниматор подсвечников Геннадий ЧУЕВ.

Прихожанке, певчей Надежде (фамилию утаила), повезло меньше. Если сторожа подняло, а затем швырнуло наземь, то ей половинкой вырванного из кладки кирпича перебило ключицу. За давностью дней о бомбардировке повествует без внешних эмоций. Ключица начинает срастаться, а случившееся тем вечером перегорело, отошло на второй план:

- Все судачат о сильнейшем взрыве, - говорит Надежда, - но лично я ничего не слышала. Произошедшее как бы разделилось на две части. Из первой сохранилось мерцанье свечей, рука регента, потолок, а во второй, после секундного перерыва увидела небо над головой, нашего батюшку. Он показался мне памятником. Настолько был усыпан пылью и штукатуркой. Ещё были какие то голоса: «Снимите балку с груди»... «Разбирайте завал! Осторожно - нога!».

Жители Кировского утверждают, что после рокового взрыва первым услышанным ими звуком был звон потревоженных колоколов.

- Ничего подобного, - возразил о. Сергей. - Я в то время если и был похож на памятник, то скорчившийся от боли и лежачий. А Надежде по причине болевого шока и временной потери сознания что-то привиделось.

- Снаряд, - продолжает беседу Геннадий Чуев, - практически уничтожил xpaм и унёс жизни троих прихожан... Ольга Радченко, она работала в церковной лавке, погибла на месте, двое других скончались в больнице.

Из-за шума резвящегося на руинах дождя я не расслышал, потом постеснялся уточнить у о. Сергея размер причинённого артобстрелом ущерба. Впрочем, разве есть на свете мерило,  которое может определить цену унесённых человеческих жизней и стоимость погибших икон старинного письма?

Христианские заповеди уместны даже при пожаре

Гремели кровельным железом штормовые шквалы и в Иловайске. Однако он не показался мне, как в предыдущее посещение, городом-призраком. Да и в голосе добиравшейся домой автостопом студентки Ани я не уловил безнадёги:

- Народ отстраивается, - доложила девушка. - Кроме тех ста, что погибли при бомбардировках. Как я уцелела?.. Вместе с родителями ровно месяц провела в подвале. Крышу дома изрешетило, стены, деревья, пристройки посекло осколками. Ранен был только пёс Цыган, но он уже поправился.

Храм в Иловайске восстановили, дом священника по-прежнему лежит в руинах.

А вот собаке Иловайского священника о. Варфоломея повезло меньше. Она погибла. Заодно пропала и собственность матушки - куры. Пока одни безуспешно пытались тушить вызванный  бомбой пожар дома, другие пользовались моментом.

Что ж, и в мирное время народ не всегда жил по законам христианской морали. А сегодня, когда война заполыхала на просторах Дикого поля, главные заповеди «Не убий», «Не укради», «Не возжелай» - вовсе сделались пустым звуком.

- Не об украденных курах моя печаль, - говорит о. Варфоломей. - И новый дом - дело наживное. Но, скажите на милость, кто вернёт иконы старинного письма и редкие фолианты, которые сгорели с остальным добром?

Думаю, на это не ответит ни один житель Иловайска. Да и сам Господь, обратись настоятель к нему с подобным вопросом, тоже окажется в затруднительном положении.

- Горечь утраты в значительной мере смягчает усердие, с которым прихожане восстанавливали храм, - продолжает о. Варфоломей. - Все-таки наши люди, за малым исключением, удивительно велики своей готовностью помочь попавшему в беду ближнему. А это - одно из высших богоугодных дел на земле. И оно обязательно воздастся сторицей.

Примерно в таком же духе говорили о. Мирон и о. Сергей о своих земляках. И хотя слова священников порой глушили штормовые заряды, грохот кровельного железа, а посвист сквозняка-разбойника заставлял шарахаться огоньки свеч, была в них надежда, что на земле донецкой перестанут убивать, рушить храмы, сжигать  редкие фолианты и бесценные иконы.