Где буря прокатилась, там камни опалённые лежат

Ромашка - символ без вести пропавших

В Новоекатериновке готовятся к панихиде. Помянут тех, кто три года назад окропил кровью обочины дороги смерти Иловайск-Старобешево и палисадники сельского клуба. Всех. Ведь люди перестают быть врагами после того, как тела их обратятся в ничто.

Останутся грехи. Большие и малые. Но ушедших в мир иной не судят. По крайней мере, здесь, на земле. Им уготован другой суд. Божий, который каждому воздаст по заслугам.

А удел живых - помянуть убиенных. Молитвой, чаркой хлебного вина. В конце концов, можно очистить от сорняков могилу супружеской четы. За неимением гроба, бренные останки бедолаг сложили в снарядный ящик.

Впрочем, по тем временам и это роскошь. Служивых просто прикапывали в стрелковых ячейках и придорожных канавах. А танкистов и вовсе испепеляли сдетонировавшие боеприпасы, которые рвали броню.

Поэтому околицы Новоекатериновки можно считать братской могилой тех, кто числится без вести пропавшим. Они здесь, в полевых ромашках, которыми сейчас сонно закусывают родившиеся уже после войны телята в придорожных камнях, чьи грани до сих пор хранят следы всепожирающего огня.

Новый дорожный указатель на перекрёстке дорог -
тоже приметы мирной жизни.

И только шорох под ногами

Сегодня трасса Иловайск-Старобешево ничуть не похожа на дорогу смерти. Успели вылинять наложенные на асфальт заплаты, с обочин убрали ошмётки боевых машин пехоты, а степные кузнечики в куртинах шалфея поникшего славят лето и мирную жизнь.

Однако видения дороги смерти продолжают занозить память. Они сравнимы с гвоздями, которыми сшивают корпуса парусников и гробы.

Подмявший под себя куст шиповника обезглавленный танк, цвета опалённой зноем пижмы тряпки солдатских мундиров, вскрытая жаром консервная банка, на донышке которой теперь пируют зелёные мухи. И запах. Тяжёлый, как лёгший на грудь валун, запах раскрытых могил.

А ещё меня сопровождал похожий на приглушенные стоны шорох. Это давали о себе знать россыпи автоматных гильз и осколки.

Они же, собственно, и обездвижили нашу мобильную группу. Едва перевалили через холм у Новоекатериновки, как водитель голосом мажордома объявил о том, что пробита последняя надежда, то есть - запаска. И теперь терпеливо караулит простофилю, у которого можно разжиться резервной камерой.

Но дураков среди проезжих нет. Никто не желал уподобиться персонажу устного народного творчества, который отдал жену чужому дяде, а сам вынужден искать утеху в объятиях девицы лёгкого поведения.

И вообще, дорога, а также околица Новоекатериновки, где догорал чей-то дом, были не по сезону малолюдны. Народ, наверное, зализывал душевные раны и подсчитывал убытки.

Угрюмая память

В сельской администрации удалось заполучить бумажку, которая гласит: «Повреждения различной степени получили 112 усадеб. На сегодня полностью восстановлено 5, ремонт остальных продолжается».

Среди пятёрки счастливчиков хозяин дома, рядом с калиткой которого взорвался гружённый боеприпасами вездеход. Правда, сам он себя таковым не считает. Мало радости - выползти из подвала и увидеть разорённую за время твоего отсутствия усадьбу.

Но здесь замешано и кое-что другое. Как признался сопровождавший нашу мобильную группу представитель села, характер погорельца оставляет желать лучшего.

Впрочем, в этом я убедился и без объяснений. Во время разговора мужик продолжал что-то пережёвывать, тем самым демонстрируя своё отношение к непрошенным гостям. Вспоминать события трёхлетней давности наотрез отказался:

- Оно мне надо?

Может быть, мужичок и прав. Ворошить былое порой всё равно, что бередить плохо зажившую рану.

Только и забывать негоже. Если грядущее поколение новоекатериновцев не будет знать правду об этой войне, оно обязательно повторит ошибки ныне живущих. То есть, попросту говоря, наступит на те же самые грабли.

Улыбка в обновлённом окошке

Мастерица.

Хозяева другой, тоже восстанавливаемой, усадьбы отсутствуют. Во дворе грудой высится то, что три года назад ещё именовалось крышей и бесприютно ржавеет нафаршированный осколками автомобиль.

Однако запах свежей штукатурки уже поселился в доме. Он выливается из распахнутого навстречу утреннему солнцу окошка, в проёме которого виднеется дородная женская фигура.

Даже по тембру голоса чувствуется, что представительница племени маляров-штукатуров довольна погодой и тем, как ловко лежит в ладони мастерок.

- Война, - говорит назвавшаяся Галиной мастерица, - вещь ужасно неприятная. Но она не повод для того, чтобы ежеминутно вытирать слёзы платком с траурной каёмочкой. Жизнь-то ведь продолжается, люди приходят в себя... Так и я. Тружусь, на хлеб с маслом зарабатываю, от погорельцев каждый день благодарные слова слышу. Что ещё надобно человеку, который себе рад и другим полезен?

Расходным материалом Галину снабжают двое мужиков. Евгений и Валерий. Первый в недавнем прошлом - механизатор, второй - токарь высшей квалификации, а теперь по милости войны оба - подсобные работники.

Лица мужиков спокойно сосредоточены. Точно такие я часто встречал во время поездок на линию фронта. Правда, есть небольшая разница. Одни разрушают жильё человека, а другие следом за ними восстанавливают его.

За добавкой - с белым флагом

Парочка дедов, которых я обнаружил на траверзе сгоревшего дома, в подсобники уже не годится. Зато Алексеевич с Даниловичем - кладезь воспоминаний о событиях трёхлетней давности.

Некоторые истории уже нашли своё место в моем походном блокноте, другие слышу впервые.

- Васька с Нагорного Карабаха (возвышенная окраина Новоекатериновки - С.В.) проснулся на похмелье, а вокруг снаряды рвутся, - рассказывает Данилович. - Другой бы в подвал спрятался, а у этого трубы полыхают. Нацепил белую женину комбинашку на черенок от лопаты и - вперёд. «Мужик, - окликнули Ваську у клуба вояки, - ты никак в плен решил сдаться?». «Нет, - хрипит пересохшей пастью, - в магазин за опохмелкой иду». «Возвращайся, - говорят ему, - сгорел твой магазин вместе с ликёро-водочным отделом».

- Документы у него ещё потребовали, - дополняет историю Алексеевич. - А Васька не только белую комбинашку прихватил, но и паспорт жены. «Так ты мужик, или баба? - удивились вояки. «Мне теперь всё едино, - хрипит. - Коль магазин сгорел, я теперь просто лох печальный».

Деды не только общительны, но и любопытны. В два голоса интересуются: не вернётся ли война в их село?

Увы, сие известно лишь Господу. Да ещё правителям, затеявшим грандиозную бандитскую разборку с привлечением широких народных масс.

Но дедов я всё-таки постарался обнадёжить. Да и самому хотелось верить, что над Новоекатериновкой отныне будут подниматься только печные дымки, и что люди найдут время поклониться полевой ромашке, этому символу без вести пропавших.

Алексеевич и Данилович.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.