Зов природы: Дорогами предзимья, которые пахнут грибами и морем

прошёл наш корреспондент. Заодно он попытался выяснить, почему перелётные птицы умолкают над линией фронта.

Витрина лесной опушки

Зеркальные витрины в гастрономах существуют исключительно для возбуждения аппетита. При виде аккуратных штабелей колбасы и благоухающего чесноком сала даже у отобедавшего недавно гражданина включается слюновыделяющий аппарат, а рука тянется за кошельком.

Впрочем, в этом мире всё построено на соблазнах. Даже природа, и та имеет витрину. Ею может быть плывущий по течению Малой Шишовочки ясеневый лист, полыхающий холодным пламенем куст скумпии, терпкие, как жизнь в прифронтовой зоне, ягоды тёрна, или неведомо кем оставленные на почерневшем пне грибы.

Да и сама опушка выглядит так, будто над её оформлением трудились самые талантливые дизайнеры. Они украсили приречный холм отгоревшими свечами коровяка, алыми бусинами шиповника, а для придания панораме предзимья живинки, выпустили стадо из полутора десятков голов. Охраняют скотинку медведеподобный пёс и дремлющий на ходу старик-пастух в брезентовом дождевике, что делает его похожим на половецкого идола.

Ещё живописнее опушки Малая Шишовочка. Она так бережно сплавляет в Крынку-Сюурлей флотилии облетевшей листвы, что ни один из них не потерпел кораблекрушение.

А ещё здесь всё пропитано грибным духом. Тополиная рядовка и зонтик пёстрый вторую половину лета, а так же большую часть осени таились в ожидании дождей. И теперь, навёрстывая упущенное, уродили так щедро, что каждая живущая в пойме козявка обзавелась персональным укрытием от непогоды.

За четверть часа я наполнил доверху багажку грибами. Прилипшие к шляпкам листья и хвоинки отковыривать не стал. Они хотя и несъедобны, но без них рядовка и пёстрый зонтик теряют свою привлекательность.

На опушке отвешиваю благодарный поклон байрачному лесу за угощение и лезу в хранящий тепло карман за сигаретой. Однако в воздухе столько сырости, что спичка зашипела застигнутой врасплох дикой кошкой. Точно так же повели себя и остальные.

- Держи зажигалку, - послышался за спиной голос.

Пастух в брезентовом дождевике и вблизи оказался похож на половецкого идола. Только добрей лицом и на пяток веков помоложе.

- Приключение на одно место ищешь? - спросил идол.

- Нет, грибы.

- А это одно и то же.

- Объясни...

- Могу словами, могу и пальцем показать. Видишь взрыхленную землю чуть левее куста боярышника? Там тёлка на противотанковую мину наступила... Так что мой тебе совет: остановись у первой же попавшейся церкви и поставь свечу... Ладно, не будем о грустном. Угости-ка лучше сигаретой. А то мои совсем отсырели...

Я поделился с идолом куревом и ушёл. А с неба на отгоревшие свечи коровяка лился серый свет предзимья. Он как-то враз обесцветил украшавшие приречный холм бусинки шиповника, да и сама опушка, эта витрина грибной поймы, сделалась малосимпатичной.

Путеводная звезда подвела под пулемёт

Одни убивают лебедей ради жаркого, а другие,
как этот сельчанин, дают приют царским птицам,
которые до наступления предзимья не успели встать на крыло.

Спутниковая навигация избавила человека от лишних хлопот. Заблудившемуся в лесу грибнику сегодня не надо щупать деревья, чтобы понять - с какой стороны растут лишайники, а штурману - выползать на крыло мостика, которое то и дело окатывают солёные брызги.

Но я бы повременил размещать на музейных полках рядом с каменными топорами пращуров компас, секстан, радиопеленгатор, а также прочие определители сторон света и координат. Если по каким-то причинам спутники вдруг умолкнут, мы просто потеряемся на перекрёстках. Как сухопутных, так и морских.

А потеряемся потому, что прогресс лишил современника качеств, которые были присущи предкам, и которые, слава Богу, сохранили братья меньшие. В том числе, гуси-лебеди, умеющие на подсознательном уровне находить Путеводную звезду.

Кстати, пернатые первыми сообщают о наступлении предзимья. И голоса их тревожны, как гудки идущих сквозь непогоду поездов дальнего следования.

Но причина грусти, думаю, вызвана не только разлукой с малой родиной. Перелётных птиц явно беспокоят огненные всполохи под крылом. По крайней мере, линию фронта они пересекают молча. А может, их голоса просто глушит трескотня пулемётов.

Птицы на том же подсознательном уровне чувствуют исходящую снизу опасность. И это подтвердило полученное на днях письмо по электронной почте. Во избежание последствий, автор, учитель сельской школы, просит не называть координаты чрезвычайного, по его мнению, происшествия. Итак:

«Поутру на своём огороде я нашёл убитого лебедя. Но вскоре пришли двое военнослужащих и птицу забрали. «Это, - сказали, - наша добыча». А ещё они похвастались, что всего ночью добыли четверых лебедей. Ударили из пулемёта на шум пролетающей стаи и вот результат... Надеюсь, вам, как пишущему о природе, моё сообщение пригодится. Если заинтересуют подробности, приезжайте».

Приглашением я не воспользовался. Такая история в прифронтовой зоне - рядовое явление. С той лишь разницей, что жертвами обстрела стали не люди, а птицы. Шли, ориентируясь на Путеводную звезду, однако полёт оборвала пулемётная очередь.

О письме я вспомнил спустя несколько часов. Вышел на крыльцо перекурить и услышал в небе шум размашистых крыльев. Но, странное дело, птицы ходили по кругу. To ли высматривали в густых сумерках местечко для ночлега, то ли искали невесть куда подевавшихся собратьев.

Синдром орудийных пострелушек

Грибок на пляже - тоже символ предзимья.

Одинокий грибок на совершенно пустом пляже - тоже примета предзимья. Осенние шквалы наделали дыр в крыше, а само сооружение накренилось под натиском всесокрушающих штормов ноября. Но, за исключением других укрытий, грибок ещё способен сослужить службу.

Я выбираю местечко под ним с таким расчётом, чтобы не лилось за воротник, и слушаю в исполнении дождя песню предзимья.

Дождь так же уютен, как и его сухопутный собрат, который лучше всего переждать в копне сена. Только пахнет он не лугoвым сеном, а оседающей на стёклах маячных ламп солью.

Отсюда, из укрытия, мне видна башня маяка. Она выглядит очень массивной на фоне рыбачьих лачуг, чьи оцинкованные крыши дождь старательно покрывает холодным серебром.

Однако меня не покидает ощущение незавершённости. Хотя в этом царстве вдоволь всего. В том числе, сулившего приют запаха каменного угля.

Некую ущербность я испытывал и после того, как перебрался на набережную, где две девицы кормили чаек сладкой булкой.

- Осторожнее, - предупредил я. - Глядите, чтобы булку не оторвали вместе с рукой.

- У нас полное взаимопонимание, - рассмеялась одна из девиц. - Они - чайки, а мы с подружкой - Ларисы. В переводе с греческого, тоже чайки...

Ещё одну Ларису я обнаружил пять минут спустя. Существо двух лет от роду, опираясь на мамину руку, топало по парапету набережной, поверх которого была наброшена серебристая дорожка дождя.

- Бух, - сказала малышка и покосилась вниз, где о парапет расшиблась бродяга-волна.

- Бух, - подтвердила мать. - Только ты не бойся, волна послушных детишек любит.

И здесь я, наконец, понял, чего мне всё это время недоставало. Буxaнья пушек, которое житель прифронтовой зоны слышит вот уже который год кряду. Оно въедливо, как сажа пепелищ, и будет сопровождать его везде. Даже там, куда не докатывается орудийная канонада.

Чайки морские и чайки сухопутные нашли общий язык.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.