Июнь на Донбассе - самый благоприятный месяц. Входят в силу хлебные нивы, приречные холмы заставлены кокетливыми облачками цветущего шиповника, пахучая пыльца серебристого лоха окрашивает борта ветхого челна в праздничный цвет. Однако сердца человеческие гложет тревога, да спорадически вспыхивающая артиллерийская канонада напоминает о хрупкости всего, что благоухает на просторах Дикого поля.

Адама слепили из глины, ежа украсили колючками

«Ну и где блюдце с моим ужином?»

Если встретите ёжика, то снимите перед ним шляпу. Ведь он разгуливал по планете Земля вместе с мамонтами задолго до того дня, когда Создатель начал лепить из подручного материала прародителя Адама.

Но шляпы у меня нет. Поэтому я ограничиваюсь полупоклоном.

Обычно ёжик появляется на лунной тропинке глубокой ночью. Обследовав заросли фиалки, он укатывается под растущую во дворе ель и начинает демонстративно грызть окостенелую шишку.

Таким образом гость намекает, что хозяину пора наведаться к холодильнику, где в оцарапанной шальной пулей кастрюльке хранится каша с варёными рыбёшками.

Если какая-нибудь из дворовых кошек пыталась присоединиться к трапезе, ровесник мамонта не спешил закатить скандал. Да и та прекрасно понимала, что ужинать рядом с колючим боком - занятие малоприятное.

Насытившись, ёжик ненадолго задерживается у плошки с водой, а потом уходит по той же лунной тропинке, забыв, как всегда, поблагодарить за угощение.

Зато я поднимаюсь с пластикового кресла и отвешиваю зверю всё тот же полупоклон. Впрочем, так, наверное, и должно быть. Ведь ёжики уже были тесно знакомы с мамонтами, а Господь ещё только замешивал гончарную глину, чтобы слепить из неё первого человека.

Крылатая глазунья

Павлиноглазка - крылатая глазунья.

У козявок адвокатов нет. Хорошо хоть Природа наделила каждую средством защиты. Клопа-черепашку - смрадной жидкостью, богомола - крепкими челюстями, бабочку Мёртвая голова - устрашающей татуировкой.

Мёртвая голова - мотылёк из семейства бражников. Размах крыльев в два спичечных коробка, гудит похлеще фронтового бомбардировщика, а в довершение ко всему чуть пониже загривка - изображение черепа с парочкой берцовых мослов. Будь храбрым из храбрейших, но дорогу всё равно уступишь.

У павлиноглазки тоже татуировка. По зрачку на каждом крыле. Развернёт их и перед тобой - морда четырёхглазого зверя. Однако сорокопута-жулана, этого сладкоголосого убийцу, провести трудно. Спикировал на вишнёвую ветку, где павлиноглазка принимала солнечные ванны, и был таков. Сейчас, наверное, присматривает сучок поострее, чтобы насадить на него добычу.

И вот ведь нахал! Атаковал бабочку в тот момент, когда я фотографировал. В итоге на первом снимке павлиноглазка во всей красе, на втором - просто вишнёвая ветка.

Шипящие цветочки

Шиповник весь в розовом.

В русском языке шипящие встречаются очень часто. Думаю, они позаимствованы у позёмки и перекати-поля, чьи колючие шары испокон веков колесили просторами Дикого поля.

Эти шары напоминают сгустки человеческой боли. Сорванные с якорей, они доверху наполняли пересохшие овраги.

Такие же шепелявые звуки ветер извлекает и из кустов шиповника, которые сейчас украшают морщины Дикого поля. И если есть желание уточнить - откуда пошло название дикой розы, попытайтесь стать владельцем благоухающей веточки. Гарантирую, при первом же соприкосновении ладони с колючим стеблем, вы издадите характерный звук. А потом, возможно, присовокупите к нему парочку-другую слов, которые хотя и не содержат шипящих, но публичному оглашению не подлежат.

Живая мозаика

Так выглядело Дикое поле сотни лет назад.

Растущий на скифских курганах ковыль мне почему-то кажется более светлым. Такое впечатление, будто на нём осела горькая пыль южного моря.

Но соль и обилие солнечного света здесь не при чём. Они лишь отбеливают выброшенные чёрными археологами из сумрака древних захоронений останки скифских всадников и разбросанное фугасом по кустам боярышника камуфляжное тряпьё.

Поэтому логичнее предположить, что растущий на курганах ковыль поседел от пережитого. Гремучая гадина войны, хотя и переместилась к западу, своим губительным дыханием продолжает опалять придорожные могилы предков.

Скаты курганов обезображены шрамами траншей и изъязвлены снарядными воронками. Бродить здесь небезопасно. Да и нежелательно. Брустверы фортификационных сооружений, словно сторожевые валы, утыканы осколками и наверняка политы кровью.

Только на обратном склоне нахожу уцелевший клочок первозданной степи. Ковыль Лессинга растёт вперемешку с чабрецом и маком, чьи лепестки славило в «Рогнеде» жившее у слияния двух степных рек племя пращуров.

Три цвета - белое, алое и изумрудное, словно живая мозаика, тщетно взывают к совести и благоразумию человека.

Очарованная река

Грузской Еланчик, как тягловую силу, списали со счетов более сотни лет назад. Ушли в прошлое времена, когда он вращал мельничные жернова, и во время вешнего половодья ворочал десятипудовые валуны.

Однако присмиревшая речушка по-прежнему приносит пользу жителям окрестных сёл. Сюда на нерест заходит тарань, ставший величайшей редкостью рыбец, а пойманными здесь раками стар и млад торгуют на обочинах шляха Донецк-Седово.

И вообще Грузской Еланчик - сплошное очарование. Его пойма - полное собрание сочинений природы. От надменных канделябров коровяка до легкомысленно женственных куртин шиповника.

Господи, а как смотрится ветхий челн, которым при помощи шеста правит старый рыбак! Борта посудины, кепка старика и даже неошкуренный шест усыпаны пыльцой серебристого лоха, который плотно растёт по берегам смиреной реки.

Правда, вода в Еланчике слегка отдаёт полынью приречных холмов. Но это ничуть не смущает всякого, кто томим жаждой. Будь он зверь или человек.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.