Байрачные леса - уникальны. Это о них в конце позапрошлого века землемер Мариупольского уезда Екатеринославской губернии Игнатий Левтеров писал:

«Почвы Донецкого кряжа, за исключением пойменных участков, малопригодны для выращивания злаков и огородины. Однако местность с главенствующей над ней Саур-Могилой представляет собой райский уголок. Реки Крынка, Большая Шишовка, Малая Шишовочка, Камышеваха и пр. изобилуют рыбой, а берега укрыты непроходимой чащобой... В своё время корабелами Петра Первого байрачным лесам был нанесён существенный урон, более двух третей вековых деревьев вырублено для нужд строившегося на верфях Воронежа российского флота».

Сложный рельеф местности не всегда позволяет бороться с сорняками механизированным способом.

Ореховая соня - зверёк потаённый

«Но, - продолжает не лишённый чувства прекрасного землемер, - часть насаждений уцелела. Так, в пойме Крынки и Малой Шишовочки можно встретить дубы, одного из которых вполне достаточно, чтобы обогреть крестьянское жилище. Впрочем, поселенцы Дикого поля в силу природной сознательности используют для растопки печей валежник, сухостоины, хворост, а лесных великанов обходят стороной. Богат и животный мир кряжа. Здесь обитает редкий зверёк - ореховая соня.

Животное ведёт потаённый образ жизни, потому увидеть её удаётся лишь немногим. За скрытность и громадные для маленького тельца глаза крестьяне наделяют ореховую соню магическими свойствами и не разоряют места её обитания... А всё вместе взятое как бы гарантирует сохранность дубов -патриархов и редкого зверька для будущих поколений».

Ореховая соня действительно избегает показываться человеку. Мы с учёным -лесоводом Василием Бородавкой исколесили по Донецкому кряжу сотни километров, но глазастого аборигена так и не встретили. Зато в качестве компенсации попадались дубы с уходящими под низко летящие тучи кронами и робкие, как монастырские послушницы, родники. Порой мы слышали, как ворочаются в хвойниках дикие кабаны. Они втирали в лопатки разогретую живицу и поэтому даже на расстоянии пахли новогодними ёлками.

Опушки, как правило, старались избегать. Там отдыхают двухметровые полозы, которые по причине врождённой подслеповатости могли принять человеческий нос за мелкую дичь. Да и брести по не ведавшим косы целинным травам было всё равно, что пробиваться грудью против горного потока. Даже самые неутомимые ходоки валились с ног после часа пути.

Казались шишки сгустками беды

Похоже, землемер Левтеров был ярко выраженным оптимистом. Но он, ясное дело, не мог предположить, что придут день и ночь, когда потомки примутся изгонять ореховую соню с насиженных мест при помощи установок залпового огня, штурмовиков и боевых вертолётов.

Вот, что рассказала пенсионерка из амвросиевского села Артёмовка Дарья Степановна, с которой мы пообщались на крыльце чудом уцелевшей торговой точки:

 - На позапрошлой неделе один приезжий, как вы, гражданин восхитился нашими местами. Я согласилась, что они здесь действительно тихие, но предложила незнакомцу вернуться в август прошлого года. Снаряды падали на село с трёх сторон, горели дома и леса за околицей. Дым стоял до такой степени ядовитый, что попрятавшиеся по подвалам люди просто задыхались. В перерывах между бомбардировками становилось слышно, как кашляли люди, козы, собаки, кошки. А ещё доносился треск, горящий сосен вон с того холма. Верховой пожар за неполный час сожрал создаваемую на протяжение десятилетий красоту...

Этот островок сосны-крымчанки отстояли под жесточайшим обстрелом.

Запах пожарища продолжал властвовать на приречном холме и спустя десять месяцев. Он исходил от костров, где дотлевали порубочные остатки стволов сосен - крымчанок, которые при помощи бензопилы валил чумазый, как выползший из забоя шахтёр, парень.

Молодой человек и впрямь оказался горняком:

«Вот, - молвил он, разжимая чёрные губы, - заготавливаем рудничную стойку. Древесина, конечно, не ахти, нормальный хозяин едва ли позарится на такие дрова. Сам измажется и в доме всё перепачкает. Но нам деваться некуда. Или останавливай добычу, и тогда прощай заработок, или же терпи, сцепив зубы. Выбираем из двух зол наименьшее».

Кирилл - лесоруб и горняк в одном лице.

Остальные члены бригады шахтёров-лесорубов выглядели не лучшим образом. Относительно чистыми оставались белки глаз, да зубы. Всё прочее, включая носовые платки, имело цвет хронической копоти. Сажа сыпалась с обглоданных веток на хилые ростки подмаренника и на обугленные шишки, казавшиеся сгустками человеческой беды.

Впрочем, парни не обращали внимания на досадные мелочи. Смахивая со лбов грязные потёки, они были целиком поглощены заготовкой рудничной стойки, которая сулила жизнь шахте и людям.

Умерщвлённый хвойник.

Печальным казался лишь водитель рабочего автобуса:

«И зачем я только выдраил салон? - горевал он. - Испачкают же сиденья по новой, затопчут пол. А мне опять работа...»

По спасателям открывали огонь

Директор Амвросиевского лесхоза Валерий Гончаров после визита в горельник хотя и успел отряхнуть сажу с одежды, но запах пожарища всё равно глушил аромат земляничного мыла. Казалось, точно так же пах лист писчей бумаги с приготовленными к интервью данными:

"Хороша вода,- в один голос утверждают директор Валерий Гончаров лесничий Юрий Иванов,- из расчищенной в содружестве с шахтёрами чумацкой криницы на опушке".

«Из десяти тысяч, - рассказывает хозяин насаждений Донецкого кряжа, - огнём повреждено одна тысяча триста девяносто четыре гектара. Почти триста потеряно безвозвратно. Все пожары - следствие военных действий. Мы, конечно, пытались давить огонь в зародыше, однако от благих намерений пришлось отказаться. Заметив малейшее движение в лесу, враждующие стороны открывали перекрёстный огонь по огнеборцам».

По признанию директора, он никогда прежде не испытывал подобных терзаний. Видеть, как пылают взлелеянные тобой сосны - крымчанки и не иметь возможности прийти им на выручку, всё равно, что присутствовать при казни близкого человека.

- Снаряды, - вспоминает Валерий, - падали сотнями, если не тысячами. В лес, на сельские хаты. Ранило моего коллегу, разбило дом моей матери -старушки. К счастью, она пошла в конец огорода за травой для поросят... Многие тогда были уверены, что смертный час наступит с минуту на минуту.

Но стоило войне схлынуть с холмов Донецкого кряжа, амвросиевские лесоводы принялись залечивать нанесённые природе раны. Первым делом залили речной водой тлеющие головешки и вышли на прополку сосны - двухлетки, чьи крошечные ростки изнемогали под гнётом сорняков.

Лесник Зинаида Иванова - одна из тех, кто сегодня возвращает к жизни райский уголок природы.

Но одного энтузиазма оказалось мало, чтобы своими силами расчистить горельники, который спустя сезон - другой могли стать рассадниками болезней и древоточцев. К счастью, на помощь пришли горняки, испытывавшие к тому времени острую потребность в рудничной стойке.

Сразу несколько шахт выделило по бригаде заготовителей древесины, которые сегодня работают под присмотром и при непосредственном участии лесоводов. И пусть крепёжный материал оставляет желать лучшего, а новоявленные дровосеки похожи на выбравшихся из преисподней кочегаров адских топок, количество сгоревших сосен - крымчанок заметно поубавилось.

- Теперь, - говорит под занавес интервью Валерий Гончаров, - надо думать, как восстановить уничтоженные войной насаждения. Пробным камнем можно считать заложенные весной плантации сосны и белой акации, площадью в тридцать семь гектаров. Этого, разумеется, слишком мало. Но у нас имеется база, с которой начнётся восстановление сгоревших хвойников - собственный питомник, где своего часа уже дожидаются миллионы сеянцев.

Конечно, реконструкция зелёного убранства Донецкого кряжа растянется на десятилетия и удовольствие это весьма и весьма затратное. Но то, что амвросиевские лесоводы взялись за дело сразу же после того, как отгремел заключительный артиллерийский залп, позволяет чувствовать себя в одной лодке с уездным землемером, оптимистом Игнатием Левтеровым, с восторгом повествующим из глубины позапрошлого века о байрачных лесах Донбасса и потаённом их обитателе - ореховой соне.