Некоторые ученики дончанки Станиславы Павлюченко уже стали… дедушками и бабушками. В этой сухонькой маленькой старушке, разменявшей десятый десяток, до сих пор горит преподавательский огонь. Так что даже меня - человека, давно вышедшего из школьного возраста, она поучает - прописным в общем-то истинам, которые от этого не теряют своей глубины: «Нужно любить свою Родину, труд и друг друга. Любовь - она преодолеет все препятствия. Столько пережить, сколько мы пережили - надо уметь. После этого нынешние плачи по кризису выглядят просто смешными. Он - вовсе не такая беда, как кажется»...

Не повезло с отцами

Станислава Николаевна родилась в Германии в 1917 году. Тогда всех иностранцев выселяли из страны. Коснулось это и ее родителей-поляков - мамы Катаржины и отца Станислава. Отец категорически не хотел возвращаться в Польшу - он мечтал об Америке, которая тогда принимала всех с распростертыми объятиями.

- Но тут уперлась мама, - объясняет старушка, подпирая маленькую птичью головку дрожащим кулачком. - «Боюсь, - говорит, - ехать за океан. Лучше на родину». И отец уехал в Штаты один. Так что я его совершенно не помню. Мама погоревала-погоревала, а тут как раз за ней стал ухаживать русский парень Николай, который когда-то попал в плен, а теперь уезжал домой (жил он в Крыму). Обещал золотые горы - мама-то у меня была красавица, да еще и на все руки умелица. Они и поженились... Так мы из поляков Барановских превратились в русских Шелухиных, а я стала вроде как родной дочкой Николая.

Сначала новая семья приплыла в Москву, а оттуда перебралась в Таврию (так раньше назывался Крым), где в селе Тимашовка обитали родные Николая. Время выпало лютое: свирепствовали гражданская война и голод. В поисках работы и прокорма Шелухины рванули в Днепропетровск, оттуда - в Полтаву, где некоторое время трудились на каких-то хозяев. Потом вернулись в Тимашовку, где Николаю как бывшему военнопленному выделили землю, скотину.

- Но этот русский оказался алкоголиком и невыносимой дрянью! - горячится Станислава Николаевна, которая никогда не любила отчима. - Корову и лошадь он пропил, работать на земле толком не мог. И мы в начале двадцатых годов перебрались в Донецк (к тому времени у меня уже была сестра Александра, родившаяся в Тимашовке). Сюда тогда ехали со всей Украины и России в поисках работы.

Здоровый, как бык, Николай пахал в шахте за двоих. Пил же за троих, то и дело поколачивая жену. «Это ты меня сюда привезла!» - орал он на Катаржину, вспоминая жизнь в Германии, будто манну небесную.

- Николай пропал осенью 41-го, а объявился в конце войны. Где был - не признавался, хоть подозреваю, что работал на немцев, - говорит Павлюченко. - Когда он опять нарисовался на пороге нашего дома, мама категорически отказалась жить с ним вместе. Ее даже вызывали в органы, спрашивали: «Это ваш муж?». А она отвечала: «Был когда-то, а ныне он мне - никто». Так он, как настоящий мой отец Станислав, пропал из нашей жизни. Навсегда…

Живое бомбоубежище

Станислава окончила педучилище, работала в донецких школах возле железнодорожного вокзала и на Смолянке учительницей младших классов.

- Тогда был клич: «Всех научить грамоте!». Я не только преподавала в школе, но и ходила по улицам, учила женщин, мужчин, всех, кто хотел. А вот маму, которая работала уборщицей, так и не смогла убедить получить хотя бы начальное образование, - вздыхает Павлюченко. - Как-то вечером иду с подругами по улице, а Сергей, друг детства, подзывает и знакомит с Алешей - моим будущим мужем. Первомай мы отмечали уже общей компанией. Шутили, смеялись. Алеша и просит: «Станислава, разреши проводить тебя». Парень он был видный, хороший. Я и позволила. Проводив, спрашивает: «Ты не против, если завтра, когда я защищу диплом (он как раз оканчивал техникум, где учился на электрика), мы опять увидимся?». Ну, я опять не отказала…

Поженились они в 1938-м. Свадьбу не гуляли - негде было, да и не за что. «Я жила в квартире еще с двумя учительницами, спала на полу… А мать Алеши растила восемь душ!» - делится Павлюченко.

Алексей и Станислава Павлюченко в 1947 году.

В феврале 1941-го у них родился сын. К тому времени мужу, который устроился работать в фабрично-заводское училище, а позже - на военный завод, дали квартиру. Но насладиться счастьем не удалось - на Союз напала фашистская Германия. Алексея с заводом эвакуировали на Урал, а Станислава с мамой, сестрой и маленьким Валерой осталась в оккупации.

- Бомбы падают и разрываются, а на моих руках разрывается кроха. Жмется ко мне и дрожит, дрожит… Ручонками обнимает и, кажется, готов зарыться в меня, будто я бомбоубежище и смогу его сохранить, если смерть с неба упадет рядом, - смахивает слезы Станислава Николаевна. - Во время оккупации мы жили в вечном страхе. Голодали. Пытались что-то вырастить на огороде, но его тут же обносили немцы. Приходилось работать у них - обшивать, убирать, чтобы получить хоть какие-то продукты…

- Когда в сорок третьем вернулся муж, я его не узнала: новые штаны, тужурка, весь с иголочки. Идет по коридору школы - и улыбается мне, - и Павлюченко улыбается сама, мечтательно прикрывая глаза. - Я как притулилась к стене, да так и сползла по ней. Он поднял меня, поцеловал, прижал к себе: «Ну, пошли…». «Да куда ж, - лепечу, - я пойду. Мне уроки проводить надо, ребят учить…». Так он и прождал меня под классом два оставшихся урока...

Притяжение Донецка

Она всегда очень любила детей. Жалела, что у нее лишь один ребеночек. Относилась к школьникам как к собственным чадам.

Восемь лет Станислава Николаевна проработала учительницей младших классов в детском туберкулезном диспансере, который снесли после перестройки. Еще десять лет учительствовала в Москве, где муж занимал высокий пост - отвечал за поставки энергооборудования за границу.

- Когда преподавала в донецкой железнодорожной школе, была возможность брать бесплатные билеты по всему СССР. Исколесила его вдоль и поперек, сына брала с собой. Так что особого впечатления столица на меня не произвела, - признается Павлюченко. - Народу - прорва, еда - привозная и далеко не такая вкусная, как у нас, в Донбассе. Зато - втридорога.

- Из Москвы вернулись в 1976-м, - продолжает ветеран учительского труда. - Муж рвался в Донецк почти так же, как в свое время мой настоящий отец - в Америку. Но я, в отличие от мамы, супруга поддержала: столица Донбасса и мне казалась милее столицы Союза.

- Всё было за 90 с лишним лет - и хорошее, и плохое, - вздыхает Павлюченко. - Самое плохое, что муж умер в 62 года. От рака…

Какое-то время она работала дежурной в университете, потом ушла на пенсию. Три раза съездила в Польшу к родственникам, с которыми сумели установить связь. Сама принимала их в Донецке.

Богатств Станислава Николаевна не нажила, да никогда за ними и не гонялась. Самыми ценными в своей скромной квартире считает старенький фотоальбом с дарственной надписью от ученика Игнатова Вовы (интересно, он сейчас дед или прадед?), а также открытку с бумажным цветком, врученную ей недавно ребятами из первой городской школы.

Как тонул целый класс

Много страшного довелось испытать Станиславе Николаевне за свою жизнь: холод, голод, оккупацию, потерю родных и близких. Но самый ужасный случай связан со школой. Учительствуя в Москве, как-то в конце марта вывела она первоклашек на улицу - прогуляться на большой перемене.

- Их-то одела, а сама выскочила налегке. Чувствую - замерзаю, - рассказывает Павлюченко. - «Постойте, - говорю, - пару минут спокойно». И рванула в гардероб - за пальтишком. А пока меня не было, какой-то несмышленыш подговорил весь класс пойти покататься. Мол, видел недалеко отличный каток... Выхожу, а моих ребят нет. Вдруг бегут двое и кричат во всё горло: «Станислава Николаевна, а там все в воду попадали!». Я чуть сама не упала от такой вести. Преодолевая слабость в ногах, бросилась за этой парочкой, которая показывала дорогу.

Оказывается, забрались ребятишки на стройку, где стояли огромные бетонные ящики. В них за зиму спрессовались снег и лед - получилось жалкое подобие катка. Очень непрочного под весенним солнышком. И там, внутри этих ящиков, барахтаются детишки! Как я их выуживала одного за другим - сказать не могу. Видно, в экстремальной ситуации произошел выброс адреналина, позволивший совершить то, на ч то в обычных условиях оказалась бы неспособна. Дрожащих, мокрых, привела их в класс, раздела и бросилась с одеждой на кухню. А там - бо-о-ольшущая духовка. В нее-то я и запихнула одежду, которая очень быстро просохла. Как ЧП осталось вне ведения начальства - ума не приложу. Но за стены класса эта ужасная история не вышла. Похоже, ребята, умудрившиеся не заболеть, решили держать язык за зубами, понимая, что им может очень и очень влететь.

Два раза отметила 90 лет

- Когда начали раздавать новые документы, в мои вкралась ошибка, - вспоминает Станислава Николаевна. - Вместо 1917 года вписали 1919-й. Исправлять уже не стали. Я даже порадовалась, что меня сделали моложе. Так что в июне второй раз отпраздновала 90-летие.