Впервые за последние двести лет в прифронтовом селе не оповестили округу о начале нового учебного года.

Детвору - в эвакуацию

Последнее дело - не сдержать слово, которое ты, взрослый, дал маленькому человечку. Во время устроенного в Старобешевском селе Стыла детского праздника пообещал семилетней Лизе Курчу запечатлеть её на первом звонке, однако война распорядилась по своему.

Не удалось поздравить перенёсшего полдюжины тяжелейших операций ребёнка с началом учебного года и по телефону. После очередного артналёта, который унёс жизнь ещё одной стыльчанки, мобильная связь с внешним миром оборвалась.

Вообще-то, можно было съездить к Лизе домой, но, как сказала директор школы Екатерина Куракина, всех детей эвакуировали в более безопасное место. Поэтому, добавила она, торжественную линейку отложили до лучших времен.

То есть произошёл случай, который не имел прецедента в истории расположившегося на семи приречных холмах греческого поселения. Начиная с девятнадцатого века, когда здесь была открыта церковно-приходская школа, звонок регулярно оповещал о начале учебного года. Звучал он первого сентября и во времена гитлеровской оккупации.

Правда, в Отечественную не погиб ни один мирный житель, чего не скажешь об этой войне. За год с небольшим (учитывая входящий в сельсовет хутор Петровский), повреждено более сотни домов, погибли люди, скот, а Лиза Курчу получила тяжелейшие осколочные ранения. Вдобавок девочке нанесена серьёзная душевная травма. Она впадает в панику от любого громкого звука и совершенно не переносит запах горелого.

Впрочем, как считают медики, в услугах психотерапевта сегодня нуждаются практически все дети прифронтовой зоны. В том числе и младенцы, впитывающие, как я уже говорил, ужасы бомбардировок с молоком матери.

К мнению медиков, наконец-то, прислушались и представители противоборствующих сторон, которые во время последней встречи в Минске договорились обменяться координатами учебных заведений. Сделано это, надо полагать, для того, чтобы обезопасить упомянутые объекты от обстрелов. Однако данное решение нельзя назвать даже половинчатым. Выходит, школы бомбить нельзя, а дома, где живут ученики, и улицы, по которым они ходят на уроки, - можно.

Задание на дом в объективе снайперской винтовки

Как известно, занятый делом человек менее болезненно воспринимает гром канонады. Сужу об этом по себе. Как только начинается обстрел  стараюсь подыскать занятие. Обрезаю отцветшие розы, варю кошкам рыбёшек или заношу в походный блокнот впечатления. И это, поверьте приписанному к одной из горячих точек Донбасса мужику, действеннее успокаивающих снадобий.

Но, думаю, не стоит давать подобные рекомендации директору Екатерине Куракиной, заведующей учебной частью, преподавательнице украинского языка и литературы Ирине Чирах и их коллегам. Уж кто-кто, а они сполна прошли курс выживания в экстремальных условиях. По крайней мере, не впадают в истерику, когда осколки снарядов начинают прошивать окна спортзала или учебных классов.

Я видел эти пробоины. Рваные, с разбежавшимися во все стороны молниеобразными трещинами. В прежние годы о повреждённом окне докладывали чуть ли не в Министерство образования и срочно вызывали мастера. Но сегодня это - просто рядовой случай. Да и обычное стекло в прифронтовой зоне является острейшим дефицитом. А потом, какой смысл менять окно, если нельзя исключить возможность нового артналёта? Так, по скромным подсчётам, на Стылу и Петровский уже легло около тысячи «прилёток», в том числе - крупных калибров.

Поэтому дыры залепляют по мере их образования, а битое стекло без оглядки на завтра отправляют в специальную ёмкость. Как выразился по данному поводу один из местных старожилов, назовём его Харлампием Юрьевичем, война произвела столько стеклянного вторсырья, что из него вполне можно отлить миллион-другой пивных бутылок.

Вообще-то, стыльчанам вроде бы повезло. Прямые попадания в трёхэтажное здание не зафиксированы, чего не скажешь о десятках других учебных заведений прифронтовой зоны. Одни сожжены «Градами», другие разрушены гаубичными снарядами.

Но в то же время сельчане здорово рискуют. Ведь построенная на одном из прибрежных холмов школа находится в непосредственной близости от линии фронта. Как утверждают местные жители, снайперы сопредельной стороны через оптический прицел легко читают написанные на доске домашние задания.

Школьное крыльцо - зона тишины

Увы, первого сентября 2015 года снайперы и корректировщики огня вместо волнующих зрелищ увидели неподвижные шторы на окнах и космическую безлюдность возле стилизованной клумбы, где обычно делятся девичьими секретами юные гречанки.

Что-то похожее на разочарование испытал и я. Уж больно непривычной показалась тишина в самом шумном из храмов науки - школе. Поддавшись всеобщей атмосфере, стараюсь не топать, экскурсоводам - директору и заучу - задаю вопросы вполголоса, скупо. А так хотелось расспросить о вышитых рушниках «Світлиці» и экспонатах пришкольного музея.

Настроение окончательно испортилось, когда выяснилось, что задумка запечатлеть на фоне полтавских рушников гречанку-школьницу в костюме дочери Эллады так же нереальна, как и надежда на скорое окончание боевых действий. Как объяснила Ирина Чирах, всё юное поколение Стылы и Петровского эвакуировано подальше от линии боевого соприкосновения.

Впрочем, нет худа без добра. Осталось больше времени на выяснение вопроса, ради которого я и приехал на стоящую у линии фронта школу. В частности, меня интересовало: не отвернулись ли потомки Одиссея и Пенелопы от языка Леси Украинки, Панаса Мирного, Олеся Гончара?

- Грешно даже думать о таком! - воскликнула Ирина Николаевна, чья эллинская кровь оказалась основательно разбавленной по вине бабушки-полещучки. - У нас, собственно, изучают четыре языка: русский, украинский, английский, новогреческий. Но уроки ещё ни о чём не говорят. Главное, ребята помимо официальной программы, охотно посещают внеклассные занятия. Поэтому особо не удивляйтесь, если русский паренёк бегло заговорит на греческом, а девочка-гречанка без акцента исполнит: «Нічь яка місячна, зоряна, ясная». Я, к слову, без ума от песен бабушки. Несмотря на символическое образование, она сумела раскрыть мне мелодичность и своеобразие незамутнённого примесями украинского языка.

- Подписываюсь под каждым словом завуча, - улыбнулась Екатерина Николаевна. - Я хотя и чистокровная гречанка, но язык Лермонтова, язык Шевченко считаю родными. Они так же жизненно необходимы мне, Ирине Николаевне, Лизе Куркчи, как глоток воды из светлой криницы, как воздух над приречными холмами.

Расстались мы на крыльце, покой которого так и не нарушили первого сентября ступни потомков Агамемнона, казака Мамая и донского атамана Платова, которые без малого четверть тысячелетия в мире и согласии живут на просторах Дикого поля.

Такая же тревожная тишина ютилась и на семи приречных холмах, откуда можно было без бинокля разглядеть чужеродную для хлебной нивы линию окопов.