В поисках рыбацкого счастья

Зимовавший в тёмной каморке лодочный мотор явно соскучился по трудам праведным и вольному ветру, который тёплой ладонью охорашивал припавшие к урезу речных струй златовласые ивы. Он так и просил добавить газу, чтобы умчать лодку к самому морю, где дни напролёт пасутся стада штормовых барашек. Но и на кальмиусcких плёсах ему достаточно простора для разминки стальных мускулов. И потом, река живописнее моря хотя бы только потому, что здесь за каждым поворотом тебе приготовлена новая встреча с потаённым уголком природы или необычным человеком. Чего, скажем, стоит бесподобный представитель рыбацкого племени, у которого на любой вопрос два ответа: "Нет" и "Угу".

Очевидно, сочтя, что на этом миссия собеседника исчерпана, прокалившийся на солнце до черноты сомалийского пирата мужичок молча укрылся в лачуге, откуда вкусно веяло вяленой плотвой. Поэтому не оставалось ничего другого, как покинуть негостеприимный берег, который до такой степени был утыкан окурками, что походил на заброшенную лесосеку. Благополучно перетаскиваем плавсредство через плотину Старобешевского водохранилища и продолжаем свой путь. Авось повезёт, и мы обнаружим более разговорчивого рыбака, который без утайки покажет улов и поделится секретами ужения исконного обитателя Кальмиуса - голавля.
Однако не тут-то было. Кроме "сомалийского пирата", ниже по течению не попалось ни одной души. Не видно и палаток, которые обычно появляются с наступлением погожих деньков.

- Хоть одно благое дело сделала война, - ворчит рулевой Владимир. - Городские рыбаки не осмеливаются высунуть нос из квартиры, да и электроудочники, надо думать, забросили промысел.

Чтобы прояснить обстановку, звоню общественному рыбинспектору Сергею Пищевяту, с которым мы прошлой весной на нерестилище близ тельмановского села Николаевка гоняли браконьеров.

- Сейчас полная тишина, - подтвердил Сергей. - В марте и начале апреля провели несколько совместных рейдов. Составили восемь протоколов о нарушении правил рыбной ловли, вытралили около километра сетей. Однако с началом военных действий берега Кальмиуса, особенно Павлопольского водохранилища, опустели.

Оставляем за кормой Береговое, Ребриково, Петровское, Подгорное. Участок реки - город Комсомольское - село Раздольное - преодолеваем на колёсах. Уж больно много всевозможных плотин и прочих препятствий. После десятиминутного отдыха на острове Андрея Первозванного, который лежит в устье малой реки Капурка, продолжаем движение. Кальмиус ещё не испытал сполна алчущих уст летних суховеев, поэтому гребной винт лишь дважды касается подводных мелей.

Наконец в полутора километрах ниже Гранитного обнаруживаем человека, который имеет прямое отношение к рыбалке. Окинув нашу камуфляжку беглым взором, круглоликая рыбачка первым делом заявила, что ловит на удочку с одним крючком. Назвалась Алёной, предложила по кружке только что заваренного чая.

Рыбачка Алёна.

-  Напрасно отказываетесь, чай прекрасно утоляет жажду, - молвила она. При этом каждая буква "о" в её произношении выглядела такой же плавной, как и лицо рыбачки. - Ну тогда как знаете... Почему одна? Муж после утренней зорьки в палатке спит. Откуда мы? Из Донецка. Надоел галдёж под окнами. Всё митингуют и митингуют... Да и стрелять начали. Взяли отпуск и уехали. Теперь вроде беженцев. А вообще мы здесь каждый год отдыхаем. Лес по берегам, берёзки, осокори, речка и тишина. Хотя и не царская, но рыбалка. На уху и жарёху всегда поймать можно. А вот и Коля проснулся...

Муж точно так же круглолик и не менее упитан. На шее - махровое полотенце такой масштабности, что из него можно соорудить парус для рыбачьего баркаса.

- Пойду искупаюсь, - объявил Коля. - А ты, Алёна, тем временем угости ребят вяленой рыбкой и пивом. Я бутылки держу вон в том роднике, который получше любого холодильника будет. По утрам иногда кажется, что трава вокруг него инеем покрывается.

Выплыв на середину реки, беженец Коля оборотил к берегу своё круглое лицо:

- А что, в Донецке продолжают стрелять? - и, получив исчерпывающий ответ, добавил: - Ну и дурачьё. Мочат друг дружку, тогда как смысл в этой красоте и нигде более.

Отказавшись от вяленой рыбки с пивом, уходим вниз по течению. В преддверии Павлопольской плотины река делается совершенно ручной. Она уже не мечется от берега к берегу, а, украсившись отражением облаков и белоствольных берёзок, степенно шествует на свидание с морем.

Три пуда нежданной удачи

Мой знакомый не принадлежит к племени рыбаков. Но, как это частенько случается с дилетантами, ему неслыханно повезло. Вместе с внуком отправился на Кальмиус у старобешевского села Петровское и...

- Я демонстрировал мальцу, как надо управляться с купленным ему ко дню рождения спиннингом, - рассказывает знакомый. - Хотя, сам знаешь, не мастак в этом деле... Забрасывал без всякой наживки, просто - для тренировки. И тут крючок за что-то зацепился. Вначале думал - коряга, потянул вправо, влево, а оно вроде живое. Оказался громаднейший толстолобик. Но почему-то не сопротивлялся, позволил подтянуть себя к берегу. А здесь местные мужики проходили... В восемь рук выкатили громилу на сушу, помогли в багажник погрузить. Моя бабка чуть в обморок не грохнулась, когда эту громилу увидала. Короче, приезжай, сфотографируй добычу. Только уговор - лицо заретушируй. Не то - в браконьеры запишут. А вес, я на амбарных весах взвешивал, три пуда и двести граммов.

Три пуда с хвостиком.

Сейсмограф Весёлой Боковеньки

В пустыне я бы не согласился жить. Там рыба не ловится. И нет речки Весёлая Боковенька, в тихие заводи которой смотрятся белоголовые ромашки. Тишина. Небо занавешено зелёными парусами старых ив, слева и справа - зябко вздрагивающие камыши, а прямо, рукой подать - чуткий, словно сейсмограф, перяной поплавок - одно из величайших человеческих изобретений. И хотя вы прикованы к нему, словно раб к галерному веслу, даже малейшее его шевеление понуждает пениться кровь. Рассвет. Едва приметная тропинка стекает вниз. Росы выпало столько, что жёлтые цветы тыкв наполовину залиты влагой. Далее тропинка скатывается в старый сад. Здесь живут рыжие и чрезвычайно злобные муравьи. Они с рассвета до заката ищут во что можно вонзить ненасытные челюсти.

Поэтому сад проскакиваю впереди собственного дыхания.

Наконец я у цели. Дощатый мосток, влажная скамья, штырь, на который вешаю ведро для карасей. Тишина такая, что её вполне можно разливать по бутылкам и продавать горожанам. Изредка она разбивается глубинным плеском. Это падают в воду плоды груши-дички.

Но не все рассветы столь благостны. Случается, к утру погода свирепеет. Однако настоящий рыбак не должен бояться её происков. Упаковываюсь в два дождевика и бреду через сад. Весёлая Боковенька бьётся будто охаживаемая кнутом извозчика молодая лошадь. Ветер звенит в леске, рвёт удилище. Нигде ни души. Даже рыба не клюет, наверное, не рассчитывает на чудаков вроде меня. Шут с ней. Подставляю под небесные плети спину и достаю из тёплого кармана сухую сигарету.

Я курю и слушаю, как стучат в саду яблоки, и жду, когда Весёлая Боковенька угомонится. Впрочем, пусть будет и так, ведь у природы нет плохой погоды.