«Жаль, что раньше я не придавала значения тому, что у меня есть крыша над головой​». Когда началась оккупация, она была еще школьницей. А поехать домой получилось лишь спустя 4 года. Специально для Радио Донбасс.Реалии горловчанка-студентка описала поездку домой через линию фронта. Что она увидела?
– 124-й поезд привез меня в Константиновку – самый близкий к линии разграничения город. Оттуда мы направились на Майорск, украинский блокпост, оттуда – в «серую зону» и снова на блокпост – уже оккупированной территории. Еще стоя на украинском блокпосту, я представляла, как осуществлю мечту последних четырех лет – упаду на колени перед знаком «Горловка» и поцелую землю. И вот я рядом, но совершить задуманное не дает время и грозное «Проходите в автобус, живее».
Когда села в родной «14-й», расплакалась. Наконец прошел ком в горле, и я смогла дать волю эмоциям. Страх ушел, так легко, ведь я – ДОМА! На протяжении нескольких лет, проведенных в Днепре, я завидовала своим одноклассникам – они счастливы, ведь могут каждый день приходить домой. Для меня съемное жилье там, а позднее в Славянске – так и не стало домом.
И вот, проезжая «по Ленина», я увидела знакомые улицы. Разбиты дороги, мой город будто бы изнасиловали. И серый он не из-за погоды, обезвожен не из-за перебоев водоснабжения КП «Вода Донбасса», а из-за настоящей войны. Мы проехали ЦУМ, старый парк имени Горького – наверное, такой есть в каждом городе. Карусели летом работают, несмотря на обстрелы жилых кварталов. Там я впервые вместе с бабушкой зашла в тир, где меня научили держать пневматическое оружие в руках. Радость от сбитых банок и зайчик-талисман – мой первый приз.
…Слегка поврежден, в морщинах и отшелушившейся кожей – старенький кинотеатр «Шахтер». На протяжении всего пути я вспоминала, как в 14-м, летом, мы уехали в Урзуф. На месяц, «пока не утихнет». Вернулись в августе, в самый пик обстрелов. Я уговорила родных ехать, несмотря ни на что, ведь дома кот. Родственники, которые кормили его, выехали из-за обострения обстановки. Я помню панику, когда попали в дом друга. Когда сообщили про снаряд в квартире учителя химии. Это все было шоком, война не казалась такой далекой, ведь задела тех, кого знала лично.
Но дома был кот Мурзик, ехать было необходимо. В автобусе меня, девочку 15 лет, посадили с мальчиком чуть младше возле водителя – «чтоб на посту пропустили». Когда подъезжали к городу (тогда еще не было украинских и «ДНР-овских» блокпостов), зашел военный: «Вы в своем уме? Куда везете детей?». Взрослые возмущались – ведь едут к себе домой. У многих там дети, родители-старики, и они знают, что делают. Тогда мужчина в форме вышел и зашел вновь, уже с гранатой в руке. «Видите что там??» В автобусе началась паника. Я плакала, что там у меня Мурзик. И тихо молилась, чтоб он остался жив. Возможно, это выглядело странно, что я готова была рискнуть своей жизнью ради животного, но я никогда бы не простила себе его гибель. Мы тронулись.
Высадили нас в центре Горловки. До нашего дома нужно было идти около часа. Было очень жарко и тихо. Пустые разбитые остановки, в голове проносились картинки пустыни и перекати-поля. Я, мама и бабушка несли сумки с одеждой, кормом Мурзику и бутылем воды. Сзади нас были слышны выстрелы, но спрятаться особо было негде… И вот дома наш ждал приятный сюрприз. Кот выжил после недель без воды и еды. Худой, охрипший, но живой. Переночевав, мы уехали в Днепр, а бабушка осталась, так как не смогла бросить жилье и меньшего брата.
И вот с этими воспоминаниями, я подъезжаю к родному микрорайону. Сердце забилось чаще. Выхожу, вижу разбитую поликлинику, свою школу. То место, которое дети так не любят и обычно желают «снести, сжечь» это здание пыток, теперь мы боялись потерять больше всего. Школа действительно была моим вторым домом. Ведь отличница Оля не пропускала ни одной олимпиады по «несуществующему на Донбассе», украинскому языку.
Поменялись вывески магазинов. От цен, которые нужно делить на два с половиной, чтоб перевести рубли в гривны, округлялись глаза. Серые дома с пустыми черными глазами нависли надо мной так тяжело, что казалось будто туча вот-вот наполнится водой и пойдет дождь. Мой дом ждал меня. В квартире все так же – только Мурзик стал солидного возраста, а окна после обстрела 7 февраля 2015-го стали забиты пленкой и дсп.
Сидя на кухне с бабушкой, уплетая ее вкусный борщ, я вспоминала, как после лета вернулась сюда снова. В том же 14-м, в октябре, ведь «в чужую школу я не пойду». Как с украинских учебников конспектировали на русском, и как трудно было перестать излагать мысли уже «чужим» языком. Бывало, неделями не было газа, света и воды. Уроки делала над свечкой и над ней же бабушка грела в ложке молоко коту. Ходили в частный сектор к людям за яйцами, молоком и овощами – у кого осталось в погребе. Ведь полки магазинов были пусты. Из-за обстрелов не привозили даже воду. Если давали электричество – варили в чайнике яйца. В школу ходили по расписанию. Так уроки мы еще никогда не любили. Ночью мы в сапогах ложились в кровать: ведь в любой момент разбудит бабушка идти в подвал.
…Сейчас в родной школе заменили окна – ей тоже досталось. Дома есть газ, свет и вода. Конечно же, с перебоями, но все же. В магазинах есть продукты. Частые обстрелы. Как говорит мой прадедушка: «Стреляют? Так это работа у них такая». Он, ребенок войны, вновь переживает этот ужас. Со своей дочерью они живут на линии разграничения, в частном секторе.
Всю ночь я не спала. Не от того, что страшно, нет. Мне хотелось восполнить все то время, что я провела вне дома. Мне до сих пор кажется, что забрав у меня мой дом, забрали частицу моего детства, меня самой. Как жаль, что раньше я не придавала значения тому, что у меня есть крыша над головой. Стоит благодарить Бога за то, что у нас есть, ценить такие простые, но самые важные вещи в жизни – семья, дом, Родина. Только сейчас я понимаю слова ветеранов «Лишь бы не было войны». Берегите свой дом, и очень важно, чтобы ключи от квартиры никогда не заржавели.