Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Из детей выкачивали кровь, "премируя" ложкой сгущёнки

Во время оккупации 250 тысяч граждан, проживавших в Донецкой области, были угнаны в Германию. Вначале их заманивали туда обещанием хорошей работы и сытного питания, а потом, когда даже пропагандистская машина не могла скрыть ужасающий обман (людей использовали как рабов, создавая невыносимые условия жизни), просто швыряли в теплушки и везли, как скот на убой. Украинцы, надрываясь на чужбине, погибали, пропадали, приобретали неизлечимые болезни. Сейчас из тех, кто побывал в том аду, в живых осталось в нашем регионе около 40 тысяч. Самое страшное, что в жернова войны попадали даже малыши.

С макеевчанкой Екатериной Пащенко, чей детсадовский возраст прошёл в кошмаре неволи, мы побеседовали накануне Международного дня освобождения узников фашистских концлагерей, который отмечается сегодня. Чаша концлагеря её миновала. Но условия, в которых ребёнку довелось находиться, были не менее страшны. Настолько, что она, являющаяся малолетним узником фашистской Германии (данные Госархива Херсонской области), считается участником боевых действий, имеет несколько юбилейных медалей и, не скрывая слёз, признаётся: «Я на той войне в прямом смысле слова проливала кровь».

«Как комарик клюнет»

- У мамы моей, Целистины Петровны, были немецкие корни. Предки её - из колонистов, осевших на Херсонщине ещё при царской России. Правда, нас это не спасло, когда фашисты добрались до Высокополья, - вспоминает Екатерина Фёдоровна. - Отец к тому времени был на фронте, а мы, трое погодков (старшая, Мария - 1939 года, я - 40-го, а брат Фёдор - 41-го), хлебнули горя сполна.

Путь в Германию у неё перед глазами - как вспышки. Грохот прикладов и сапожищ в дверь. Лай собак и чужой речи. Поезд... Туда-сюда - белые поворозки на рубахах селян. И холод... Рвущий зубами и острыми когтями холод. Ехали в теплушках, полуодетые... А на улице стоял январь 42-го.

- В польском селе Туляк был лагерь, где мы находились до июля, - продолжает Пащенко. - Тяжело болели, нас еле выходили. Потом семью разбросало. Мама трудилась чернорабочей на станции Рыбнин, а вплоть до победного 45-го - уборщицей на немецкой станции Видерич. Федя был с бабушкой, которую тоже вывезли вместе с нами. Мария - в каком-то белом здании в лесу, где у неё то и дело брали кровь люди (а точнее - нелюди) в белых халатах. А меня для тех же целей отправили в госпиталь города Галле (Халле), что возле Лейпцига. Но это я узнала потом, годы спустя, - признаётся Екатерина Фёдоровна. - Мама же произносила его название на своей манер - «Галя».

В этой самой «Гале» Катю упекли в полуподвальное помещение. В комнате, где вечно царил полумрак, на кроватках, крытых рогожкой, были ещё три девчушки. Их никуда не выпускали, нужду справляли на горшки. Кормили чаще всего чем-то, напоминающим брюкву, а также неким эрзацем - осадком от пережаренного ячменя.

- Соседок своих я практически не помню. Разговаривали мы мало, забившись в себя, как зверьки. Одна отрада была - рассматривать сквозь зарешеченное узкое окошко с мутным стеклом ноги тех, кто проходил мимо, - признаётся Пащенко.  

Примерно раз в неделю женщина в тёмной одежде и с чем-то типа пилотки на голове обмывала каждую узницу и несла в «комариную комнату». Так её прозвали девочки.

- Там было очень светло, особенно в сравнении с нашей «кельей», - говорит Екатерина Фёдоровна. - Стояли деревянный шкаф и медицинский топчан, куда меня укладывали. Потом отодвигалась маленькая шторочка, и мне нужно было протянуть руку за неё. «Не бойся! Как комарик клюнет», - говорила «добрая тётя». По немецки-то я уже понимала... Сперва было страшно, а потом привыкла. Протягивала руку в неизвестность. Не видела, но чувствовала укол. Вздрагивала, но терпела. А помогало мне знаете что? Стоявший на шкафу кувшин. Я знала, что после процедуры меня ждёт поощрение - ложка чего-то неимоверно вкусного оттуда.

Вкус тот она вновь ощутит не скоро. Но узнает сразу. Оказывается, фашисты выкачивали из детей кровь, которую использовали для своих раненых, «премируя» малолетних узников... сгущёнкой. И крохи не то что не боялись этой комнаты - стремились туда. Чтобы за миг боли получить вкусняшку...

- Потом ранку на руке заклеивали чем-то типа пластыря. А меня на руках относили на место заключения. Где я почти сразу засыпала - слабость ведь была ужасная... Вот так и жила - от ложки до ложки, от «комара» до «комара», - вытирает Пащенко слёзы.

«Надо мной склонилось чёрное лицо»

Освобождение им принесли американцы весной 45-го. И это тоже было страшно.

- Мы слышали взрывы, крики. А потом окошко завалило, и свет померк. Подумалось - всё, конец. Но кто-то разобрал завалы, ударил прикладом по окну. И куски стекла посыпались в комнату. Один вонзился рядом с моими ногами, - рассказывает Екатерина Фёдоровна. - Поняв, что так в подвал не проникнуть, спасители нашли другой проход... Я лежала, закрыв глаза, трясясь от страха. Открыла их, услыхав чей-то голос. И закричала! Надо мной склонилось чёрное лицо с большими губами. Я ведь негров никогда раньше не видела.

Американский солдат начал успокаивать рыдающую малышку. Взял на руки, вынес на улицу. Усадил на газон. Она всхлипывала, втягивая в себя воздух свободы.

- Солдат открыл железную коробочку. И протянул мне. Там были круглые конфетки, вкуснее которых, кажется, в жизни не ела, - вновь плачет настрадавшаяся женщина. - Ножки у меня были скрючены, ходить практически не могла. Бабушка, когда меня такую увидела, залилась слезами: «Ты ж, внучечка, ни танцевать не сможешь, ни замуж выйти!»... Но меня выходили.

Воссоединившаяся семья прошла ещё немало испытаний. Была бомбёжка, после которой мама потеряла сознание, а Катю подобрала немка и пыталась выдать за своего ребёнка. Было страшное горе, когда оказалось, что у родной тёти, также угнанной в Германию, погибли там двое деток. И был долгий, изматывающий путь домой, куда они вернулись лишь в сентябре 45-го.

«Работала с 13 лет»

А дома им особо не обрадовались... Отец не вернулся с фронта, маму затаскали на допросы. Мало того, что «холопила на фрицев» (как выразился один из представителей органов), так ещё и - немецкая кровь...

Хатёнку их разбомбило. Ютились в какой-то комнатушке в большом доме. Спали на полу, покатом. Мать из кожи вон лезла, пытаясь прокормить детвору. Хваталась за любую работу: убирала, полола... Малышня собирала зерно. Сахарная свёкла считалась лакомством... Прокормиться всё же не могли. И Целистина Петровна, глотая слёзы, отдала ребятню в детдом. Но через какое-то время забрала. Умерла она в 47 лет. К тому времени дети уже более-менее стали на ноги. Помог и отчим, который перевёз семью в Макеевку, где устроился работать на шахту.

- Работала я с 13 лет, - уверяет макеевчанка. - Стирала людям бельё. А потом одна старушечка, поражённая тем, как я это хорошо делаю, позвала меня в домработницы к донецкому профессору, у которого ранее трудилась сама. Я пробыла там три года, многому научилась, перечитала массу книг. А потом встретила главного человека своей жизни - Василия Андреевича Пащенко. В 17 вышла за него замуж. Прожили мы вместе 44 года, до самой его смерти. Воспитали двоих сыновей. Старший - полковник в отставке, живёт в Москве, экс-зам. министра МЧС в России, сейчас работает в железнодорожном ведомстве. Младший - бывший военный, трудится главным инженером на одном из донецких заводов. Двое внуков стали музыкантами, внучка - студентка.

Была она и грузчиком, и дояркой в колхозе в Краснодарском крае, где жили с мужем до 1977 года. Потом 20 лет работала на Макеевском заводе шахтной автоматики.

- Несмотря на нелёгкую жизнь, я, наверное, в силу неувядающего оптимизма, всегда любила петь, - улыбается Екатерина Фёдоровна. - А в новом веке делаю это уже не только за столом да в узком кругу, но и - со сцены. Выступала в составе фольклорной группы «Калина», с «Хорошими девчатами» из Холодной Балки. Сейчас пою в хоре «Душі криниця» - во Дворце Воровского на Ханженково. Друзья шутят: «Там, где Катя - там и песня».

Сватали в Германии

С мужем Василием и детьми. 1968 год.

После развала СССР через архивы они с братом и сестрой получили документы, доказывающие их статус малолетних узников фашистской Германии. А ещё их разыскали немецкие родственники со стороны мамы. Стали помогать, звали в гости.

В 2002-м, на следующий год после смерти мужа, Екатерина Фёдоровна поехала в Германию. В Нюрнберге - том самом, где проходил знаменитый процесс над фашистами - её встречали семь семей родственников. Она пожила по три дня в каждой. Водили в рестораны, на кладбище, в костёлы.

- Меня сватал в Германии друг моего брата, уже пенсионер. Я же тогда молодая была, всего-то 61 год, - улыбается Пащенко. - Но не согласилась. Василий завещал, чтобы мы спали вечным сном рядом. Так что последний приют найду в Макеевке.

Правда, думать об этом ей пока рано. У Екатерины Фёдоровны - новая любовь, которую она встретила в хоре. Вместе они уже полтора года.