Она молчала три года, предпочитая не афишировать подробности рождения ребенка, расставания с мужем. Для VIVA! популярная актриса сделала исключение, дав одно из самых пронзительных и искренних интервью о своей непростой личной жизни.

– Алиса, сыну Алексею уже 3 года, находите на него время?

- Я бы по-другому сказала. Я стараюсь уделять ему как можно больше времени. А в плане сил – у нас энергетический обмен происходит. Я даже после съемок бегаю, прыгаю, играю с ним, пытаюсь какую-то воспитательную линию проводить, и в этот момент мы получаем друг от друга очень много. Вообще с утра мы с Алешей встанем, позавтракаем, а потом уже бабушка с ним может выйти погулять на часок, чтобы его отвлечь и чтобы я полежала. Или когда я болею, он целиком на бабушке. Но мы с моими подружками обратили внимание, что, когда появляются дети, ты уже не болеешь, потому что у тебя больше нет возможности лежать и как-то поправлять свое здоровье. А вечером, когда приезжаю, я знаю, что он меня ждет. И как бы я ни устала, знаю, что он важнее. Моя усталость отходит на второй план. Ты можешь найти в себе силы даже после пятичасового переезда-перелета, тем более, если на какое-то время расставалась с ребенком – на день даже. Они как-то сами появляются. Ты включаешься, ведь он тебе улыбается, обнимает, ручки целует, радуется. И вообще, когда я возвращаюсь домой, уже никого не волнует, тяжелая у меня была смена или нет. И это правильно, я считаю.

– Алис, а хотелось ребенка?

- Очень! Но я совсем не понимала, что это значит. Просто хотела, чтобы был ребенок. Все девочки хотят детей.

– Ну а как же профессия? Многие актрисы посвящали себя искусству, при этом оставаясь бездетными или рожая далеко за 30...

- А я поддельная актриса. Я ненастоящая. Мне нравится работа, но она не идет ни в какое сравнение с тем, насколько я люблю жизнь. У каждого наступает такой момент, когда он понимает, что жизнь шире, чем съемочный павильон или гримерка театра. Часто в павильоне мы не видим солнечного света. Или с утра приходим в театр, вечером уходим и тоже не видим солнца. Даже в обед ты поправляешь грим, учишь текст. Одно лето я целиком провела в помещениях, и меня кто-то потом спрашивает: «А ты помнишь, какое было лето?» А я не помню, я его не видела. И как-то потом мне захотелось увидеть что-то еще помимо работы. И это оказалось гораздо интереснее того, что я видела в павильонах.

– Беременность оказалось сюрпризом?

- Как-то моя подружка напомнила, что, когда мне было 17, я сказала: «Я рожу в 30 лет». А еще я очень хотела родить в июне, чтобы малыш тоже был Близнец, как и я. И, видимо, я так давно это запрограммировала, что так все и получилось.

– А первая мысль какая была, когда поняли, что беременны? Страх, радость?

- Когда я узнала, что беременна, то долго не могла в это поверить. А когда пришла к врачу, помню, что заплакала от счастья. Врач мне что-то говорит, а у меня слезы текут. Так же, как когда я рожала. Помню, что, когда только Леша родился, у меня первая мысль была: так вот как это делается, ну, теперь я поняла, теперь я хочу еще раз. Мне сразу захотелось еще одного ребенка. А еще был смешной момент в роддоме. Мы ж все знаем по фильмам: женщины кричат во время родов, на соседнем со мной столе девушка тоже издавала какие-то громкие звуки. И я в какой-то момент тоже чего-то вякнула, а медсестра, которая была рядом со мной, очень спокойно посмотрела на меня и сказала: «Алис, это необязательно». И действительно, кричать во время родов мне не хотелось совершенно.

– Странно, обычно после всех родовых мук женщины заявляют, что не родят больше никогда…

- …А я назвала эти роды генеральным прогоном, и мне захотелось уже выпустить премьеру.

– Папа Алексея был рядом во время родов?

- Нет. Тогда у нас уже были сложные отношения, поэтому такой вопрос даже не стоял. Хотя, конечно, он приехал, когда мы с Алешей выписывались.

– Почему же так, столько ждали ребенка и вдруг накануне родов решили разойтись?

- Понимаете, беременность женщину делает другой. Я прекрасно помню, что у меня был очень сильный эмоциональный разлад, обусловленный гормонами. И со мной, наверное, было очень сложно общаться в этот момент, потому что я делала какие-то нелогичные вещи. И просто мы не смогли договориться. И потом, проще разрушить, чем сохранить. Я не сделала ничего для того, чтобы удержать Сергея. Я не была настроена на продолжение наших отношений.

– А он хотел ребенка?

- Сейчас уже поди пойми. Вроде бы на словах – да.

– Ведь вы же не один год были вместе?

- У меня сейчас есть ощущение, что у нас были в хорошем смысле студенческие отношения. Они были не взрослыми, не отношениями мужчины и женщины. Хотя нельзя сказать, что мы были молоденькие ребята, но все равно было слишком много детского сада, и каждый из нас жил сам по себе.

– Он ушел?

- Нет. Это я уехала и стала жить за городом. Потому что мне этого захотелось. Ну, такой сумасбродный я человек.

– На каком месяце произошло?

- На шестом.

– А как же помощь? Женщине в таком положении не очень удобно все делать самой.

- Да нет, мне было удобно. Я как-то легко себя чувствовала, потому что стала жить за городом. А потом, перед этим Сережа уехал в Индию – я его два месяца не видела. И я как-то от него отвыкла. В ту минуту, когда мне хотелось, чтобы он был рядом, его не было. И я поняла, что если это твой человек, то он тебя не оставит в самые сложные минуты, найдет силы и разберется в ситуации, даже когда женщина не права. А я была действительно не права.

– Он не нашел?

- Не знаю. Получается, что нет. Хотя когда родился Алеша, то мне очень хотелось делить эту радость, и делить ее не с родителями, а именно с ним. Но между нами уже не было ни доверия, ни желания, которое помогло бы нам все преодолеть. Он встретил нас из роддома и снова уехал. Правда, в тот момент я уже была абсолютно замкнута на Алеше.

– Муж не пытался вернуться?

- Получается, что нет. Мне кажется, когда человек чего-то очень хочет, он делает. Особенно мужчина, когда чего-то хочет. Но раз его нет со мной рядом – значит, не хотел.

– А самой позвонить, попробовать начать все сначала?

- Может, и нужно было. Тогда мне было не до этого, и потом тоже. Это не тема, которая волнует меня сейчас, я даже не хочу анализировать всю эту ситуацию с точки зрения ошибок. Я знаю, что уже не буду встречаться с такими мужчинами, не буду строить вот так отношения, потому что сейчас я намного взрослее. И у меня нет ощущения, что я несчастный человек. Наоборот, даже окружающие видят, что я не несчастная женщина, разбитная разведенка, мать-одиночка и женщина за 30.

– Ведь все-таки как, мальчику нужен отец...

- Мальчику нужен отец. Но насильно нельзя заставить мужчину стать отцом, пока он не хочет. Это вам все скажут.

– Алеша спрашивает, где папа?

- Пока нет.

– Но он же видит другие семьи, например на прогулке?

- У нас в поселке, как правило, дети гуляют с нянями. Поэтому от Леши подобных вопросов пока не поступало.

– Вы же ездите в гости к друзьям?

- У нас есть несколько друзей, с которыми мы все время общаемся, но их папы и в выходные на работе. Или, например, у моей приятельницы двое детей, сын чуть постарше, дочка чуть помладше Алеши. И даже когда их папа дома, хорошо, если он на пять минут выйдет к нам в сад. Посмотрит, что все хорошо, и снова удалится. Вот так. Хотя Алеше очень нравится общаться с мужчинами. И нельзя сказать, что он изолирован от мужского внимания: все равно есть мужчины, которые катают его на мопедах, занимаются с ним.

– Алис, а какое отношение к мужчинам после всего пережитого?

- У меня? Подобострастное.

– Нет такого, что «все мужики – козлы»?

- Ой, я никогда так не говорила и надеюсь, что не буду так говорить, потому что нельзя всех обобщать. Когда женщины говорят, что мужчины – сволочи, а мужчины говорят, что женщины – стервы, это совершенно неверно. Я не хочу иметь к этой точке зрения никакого отношения. У меня нет никакой обиды на мужчин. Мои отношения с Сергеем тоже вроде генеральной репетиции. А спектакль меня ждет впереди. Хотя я не уверена, состоится ли мой личный спектакль или я так и буду всю жизнь репетировать, не выходя на сцену. Но опять же повторюсь: я не чувствую себя несчастной.

– Получается, злой рок какой-то над вашей семьей? Ваш отец тоже ушел из семьи, когда Вы были маленькая...

- Нет. У меня ситуация другая, у меня было даже два папы. У мамы с моим отцом было все совсем иначе. И сколько себя помню, второй папа (Дима, мой отчим) был с нами всегда. У меня не было периода, что нет папы. Так что тут не стоит проводить параллели.

– Ваше детство чем было наполнено?

- Я помню ощущение безграничного счастья от своего детства. Я всегда хотела собаку, и у меня была собака. Я как любила природу в детстве, как выросла на даче, так до сих пор люблю дачу и воздух. Как любила Эрмитаж, так я его до сих пор и люблю. Как любила Петербург, так до сих пор люблю. Как я в детстве, в детском саду, была общительной девочкой, так ею и осталась. И как в детстве чувствовала себя счастливой, так и сейчас.

– Папа родной часто к вам приходил?

- Это я ходила к папе на концерты. Меня и бабушка, папина мама, забирала. Никто не ограничивал наше общение. Меня в детстве вообще не волновали вопросы отношений родителей: сколько их, кто они, чем они занимаются – ну есть и есть, и слава богу. Мне было без разницы, с кем я сегодня иду в театр. К одной бабушке я поеду на выходные ночевать, к другой – на дачу. Мне везде было интересно. Пришел папа в гости – хорошо. Помню, у него в кармане кожаной куртки были крошки табака, они приятно пахли, и мне очень нравилось. А не пришел ? ну и не пришел. Мне группа «Аквариум» стала интерес­на в 14 лет. Причем мне ее дала послушать моя одноклассница, сказав: «Интересная группа какая…» И только потом мне стало уже по-настоящему интерес­но с папой общаться, ходить на концерты, приходить в студию, смотреть, как это все записывается.

– А вы дружили? Как можно было назвать ваши отношения?

- Нет, я дружила только с ровесниками всегда. А со старшим поколением дружить невозможно. Наши отношения выстраивала папина жена Ирина, очень мудрая женщина. Она как-то нас состыковывала. Она, например, сделала так, что на летние каникулы я ездила гостить к ним в Англию. Они тогда там жили. Ирина привозила мне какие-то вещи. И скорее у нас складывалось дружеское отношение с ней, чем с папой. Папа все равно был в своем микрокосмосе. Но у меня не осталось ни недосказанности, ни перенасыщения от нашего общения с ним. Вероятно, все было в той мере, в которой нужно было нам обоим. И если мне хотелось пообщаться, я шла к папе в студию, на концерт, к нему домой, в конце концов. Не хотелось – не ходила.

– А в студию зачем?

- Интересно, как они там записывают, как создается музыка. Я думаю, что, если бы у меня была возможность ходить в студию какой-нибудь другой группы, которая мне нравится, «Депеш Мод» например, я бы также ходила и смотрела, как «Депеш Мод» пишется. А у меня такой блат с «Аквариумом» был. Хорошие музыканты, хорошие песни пишут. Я и в машине сейчас их с удовольствием слушаю. Но у меня нет такого, что как будто я имею к этому некое отношение, какое-то чувство собственной причастности. Я ничего подобного не испытываю. Равно как человек, который сидел на кухне, когда я к папе приходила, у меня нет ощущения, что это тот человек, который поет «Не пей вина, Гертруда».

– А сейчас вы с папой часто общаетесь?

- Ну так, переписываемся. В жанре sms, mms.

– Лешу он видел?

- Конечно.

– У сына Леши фамилия Гребенщиков получается. Скоро он поймет, к какому роду принадлежит?

- Надеюсь, чем позднее это произойдет, тем лучше.

– Как-то в интервью вы сказали, что скрывали свою фамилию. Не было мысли взять мамину?

- А зачем? Пока училась в театральном, на мою фамилию никто из педагогов не обращал внимания. Я же не из актерской семьи. И мои пожилые педагоги, конечно, знали, кто такой Борис Гребенщиков, но вряд ли они слышали хотя бы две его песни. Меня никто с фамилией не дергал. Стали дергать только после того, как в кино снялась.

– Все равно громкая фамилия, какая бы она ни была, наводит на сплетни. Допустим, фамилия Горбачев, казалось бы, вообще не имеет отношения к искусству. Но если человек – родственник Михаилу Сергеевичу и идет поступать в театральный, то окружающие станут обязательно  говорить: а-а-а, его пропихивают!

- Я раньше по глупости пыталась кому-то что-то доказывать: что я сама, что не папа… А потом поняла, что это настолько неважно: сам ты, не сам, помогли тебе – не помогли. Просто искусство вообще все (я и живопись беру, и театр) – ты один на один со зрителем, тут никто тебе ни в чем помочь не может: ни фамилия, ни родители, ни муж, никто. Если человек ничего из себя не представляет, то это всем видно. А если наоборот, то все тоже видно.

– А с чего вас вообще потянуло в театральный, когда мама - инженер-экономист, папа - музыкант?

- На самом деле история была в том, что я увлекалась журналистикой, потому что очень любила писать. И мне куратор группы сказал: «Писать – ты и так пишешь. В плане образования наш факультет журналистики того, что ты хочешь, не даст. Иди поступай на театроведение». И я начинаю поступать на театроведческий факультет. Потом пришла к папе за советом, а его жена меня спрашивает: «Ну, куда поступаешь?» – «Ну вот, на театроведение». – «А чего не в артистки?» – «Ты что, в артистки?!» А потом вдруг решила: пойду я в артистки поступать. И поступила. Может быть, потому, что у меня была высокая мера безответственности. Конечно, я по-своему волновалась, но была совершенно не похожа на других абитуриенток – девочек, которые бредили театром. У меня была короткая стрижка, красные волосы, сережка в носу. И дело даже не столько в этом, сколько, опять же, в мере безответственности. Просто я свободно и с удовольствием читала стихи и прозу. И вот эта легкость, с которой я все делала, и мое природное обаяние, коммуникабельность – это все равно видно, это транслируется и привлекает внимание. Может, поэтому меня и взяли. А дальше, когда училась, уже потом меня, конечно, долбали очень сильно. Но это все на пользу пошло.

– А в Москву зачем было ехать, в Питере мало театров?

- Вот я такая! Говорю же, я – поддельная артистка. Я не мыслила категориями «умру в искусстве», мне просто захотелось в другой город поехать. Ну, куда мне ехать из Петербурга?

– В Европу, например. В Хельсинки.

- В Европу – да. Про Европу я тоже потом думала, но мне уже предложили во МХАТе им. Горького работать. А потом, когда я уже поучилась немножко в Англии, то поняла, что не хочу работать в Европе. Потому как не очень хочу денег и славы, ведь у меня папа знаменитый – мне и так уже достаточно всего (смеется).

– Алиса, а чего хочет женщина Алиса Гребенщикова?

- Я хочу быть феей (смеется). Мне хочется, чтобы мое жизнелюбие никуда не пропало. А если говорить о каких-то материальных вещах, то сейчас у меня такое наст­роение, что мне кажется, у меня и так все есть. Несмотря на то, что я реально живу на съемной даче, на которой очень холодно зимой. Но при этом самое главное – чтобы жизнь я не разлюбила. Хотя мне кажется, что это вряд ли уже произойдет. Недавно я сформулировала одну мысль: у всех разное понимание счастья, а для меня счастье – это хорошее настроение. У меня нестабильная работа. Очень нестабильная. То есть я могу полгода работать, а полгода практически ничего не делать. Но если раньше, пока не родился Алешка, я очень переживала по этому поводу, то сейчас знаю, что все под Богом ходим. И если мне дается работа, то слава Богу, а если у меня ее нет, то я могу проводить с Алешей столько времени, сколько мне хочется. А по поводу личного – я знаю, например, некоторых замужних женщин: несчастные, задерганные – по разным причинам. Но я для себя поняла, что лучше буду счастливой, чем замужней, если эти понятия пока не получается совместить. И для меня это очень важно. Хотя, конечно, я за традиционную семью и за традиционный брак. И мне кажется, что штамп в паспорте – это, конечно, очень важно. Но если Бог этого не послал пока, значит, мне это и не надо.

– А вы влюблены сейчас?

- Приглядитесь. Я ношу кольцо с бриллиантами и вряд ли я его купила сама. А так как я строгая девушка из Петербурга, то вряд ли стала бы принимать подарки от кого-то, к кому я равнодушна. Понятно?

– Абсолютно.

- По-моему, это исчерпывающий ответ.