Народный артист России побывал в Донецке со спектаклем «Однажды в Париже». А за два часа до выхода на сцену Владимир Александрович рассказал журналисту «Донбасса» о сильных и слабых местах нашего города, а также о том, как он устал от бездарных сериалов и интриг телевизионных магнатов и что помогает ему философски относиться ко всем этим невзгодам.

За сценаристов всё приходится переделывать

- Вы знаете, что украинская дистрибьюторская компания купила права на показ фильма Юрия Кары «Мастер и Маргарита» с вашим участием, который лежал на полке с 1994 года?

- Фильм был снят в 1994 году, а сейчас у нас 2011-й. Вам интересно то, что было сделано семнадцать лет назад? Мне - нет. Я стараюсь относиться к этому проще: если не показали - значит, не судьба. Работа актера - это, конечно, важно, но зацикливаться на ролях нельзя. Как пример я всегда вспоминаю Дастина Хоффмана, который, играя в фильме «Марафонец», стал и в обычной жизни ходить в образе своего героя - грязный, оборванный, заросший. Режиссер спросил его, зачем он это делает, а актер ответил, что, мол, хочет глубже войти в роль. Услышав этот разговор, его партнер, великий Лоуренс Оливье, сказал просто: «А сыграть вы не пробовали?». Я сторонник того, что надо себя останавливать, иначе вынужден будешь беседовать не со зрительным залом, а с людьми в белых халатах.

- Неужели вы никогда всерьез не увлекались своей ролью?

- Почему же, когда я репетировал Поприщина в «Записках сумасшедшего», то тоже попросил знакомого врача, чтобы он устроил мне посещение психиатрической больницы. Но если есть возможность, стараюсь выбирать то, что мне ближе. Например, однажды мне предложили сыграть на выбор директора школы в сериале «Ранетки» или врача в проекте «Я лечу». От первого я сразу категорически отказался, потому что школу ненавижу жутко с детства и до сих пор. А на врача согласился с радостью. Правда, этот выбор вызвал некоторое ожесточение у Глафиры, моей младшей дочери. «Пошел бы в «Ранетки», тебя бы все знали!» - заявила она.

- Вы часто употребляете понятие «истовость» как определяющую черту для актера. Что вы вкладываете в это слово?

- Это особое отношение к своему делу. Готовность к тому, что сегодня ты можешь получать от него удовольствие, а завтра - жуткую степень негатива и раздражения, потому что наша профессия далеко не комфортна. Когда работаешь в сериалах, операторы и костюмеры сменяют друг друга, и только актеры не могут меняться. И вместо двенадцати часов (что тоже тяжело) ты проводишь на площадке шестнадцать, запоминаешь огромное количество текста, причем это не Достоевский и не Чехов, а совершенно жуткая литература. Я не боюсь об этом говорить, потому что сегодняшних сценаристов просто на дух не переношу. Такое ощущение, что они пишут какие-то подстрочники - нормальные люди так не разговаривают, всё приходится переделывать в процессе.

Откажешься от «Модного приговора» - попадешь в черный список

- Зачем же вы играете то, что вам не нравится?

- Да, это вопрос… С одной стороны, это всё-таки приносит доход. С другой - всегда надеешься, что на этот раз будет лучше, особенно если продюсерская компания хорошая.

- Но когда из раза в раз надеешься на лучшее, а сериалы оказываются ужасными, не возникает ощущения, что это совершенно невыносимо?

- Я и так стараюсь по возможности избегать того, что мне заведомо не нравится. Но не всегда удается. Поступает немыслимое количество предложений принять участие в какой-нибудь программе или ток-шоу. И обидеть телеканал отказом нельзя, потому что все каналы производящие. Ну не хочу я идти на какой-нибудь «Модный приговор» или «Малахов плюс»! Я крайне далек от таких вещей и совершенно ничего в них не понимаю. Но отказаться нельзя…

- В общем, артист зависит от всех телеканалов одновременно?

- Очень! Один раз отказавшись, ты можешь оказаться в черном списке, и никогда уже не попадешь ни в один проект этого канала. Более того, даже готовый проект с твоим участием могут не взять - так сказать, в назидание. Эрнст просто ткнет пальцем в твою фамилию и скажет: «Нет, этого не брать». Я нисколько не выдумываю, это на самом деле так.

Театр - это скамейка запасных

- В театральной работе артисты, похоже, нашли возможность быть более независимыми. В последнее время всё больше известных актеров уходят из репертуарных театров и работают только в ант-репризах, мотивируя это тем, что здесь у них больше свободы выбора. И вы - не исключение…

- Да, причем почему-то тех, кто так делает, сразу же начинают обвинять в меркантилизме. Но дело всё-таки не в этом. Вы только представьте, в центральных театрах работают сплошь звезды, но даже они, как правило, не вполне востребованы. Когда я пришел в «Ленком», сам Николай Караченцов жаловался мне, что у него уже пятнадцать лет не было ни одной премьеры. Как же так? Это просто кошмар какой-то! В антрепризе же тебя приглашают не сидеть на скамейке запасных, а на конкретную роль в конкретном спектакле. И ты идешь, потому что тебе предлагают замечательного автора, замечательных партнеров. Сейчас меня приглашают репетировать в «Укрощении строптивой» - а это Шекспир, между прочим! Почему я должен отказываться? В антрепризных спектаклях я играю с Владимиром Этушем, с Ириной Купченко… В обычном театре это никогда не случилось бы так просто. А если бы и случилось, то где-то в плане через пять лет, потому что все серьезные спектакли готовятся очень уж долго.

- Зато и качеством получаются выше…

- Не обязательно. Просто есть недобросовестные продюсеры, которые дискредитируют понятие антрепризы. Но такое можно встретить сплошь и рядом не только в театре, но и на эстраде, когда эксплуатируется известная фамилия, а на самом деле - сплошная фанера. Однако то, что существуют нечистоплотные люди, не значит, что всё направление не имеет права на существование. Нужно просто хорошо работать. Еще Пушкин сказал, что мы ленивы и нелюбопытны. Как это искоренить? Как заставить трудиться? Этот славянский атавизм «дураки и дороги», а еще «воруют»… Двадцать первый век на дворе, а со времен Салтыкова-Щедрина ничего не изменилось. То мы говорим, что застой виноват, то демократы, то еще кто-то. Но суть от этого не меняется. Воз и ныне там. Я сегодня приехал из Алушты. И, находясь там, я отчетливо видел, что воруют. Особенно на дорогах.

Жизнь на потом

- У вас такой насыщенный гастрольный график, а тем временем анонсируется два сериала и один полнометражный фильм с вашим участием. Как вы всё успеваете?

- С трудом. В январе я всего два дня провел в Москве - пятое число (и то только потому, что днем у меня было озвучивание, а вечером спектакль) и двадцать пятое. Пятого я прилетел самолетом из Донецка, потому что был на гастролях в Луганске, но оттуда не каждый день есть рейсы. Мечтал посмотреть на ваш знаменитый стадион, но не удалось - ни тогда, ни сегодня. Зато увидел странный донецкий аэропорт. Я думал, таких аэропортов уже не бывает… Надеюсь, хоть к чемпионату Европы построят нормальный. Так вот, возвращаясь к пятому января: после спектакля я приехал домой, переночевал, и утром снова улетел.

- Вам это нравится или всё-таки немножко тяготит?

- В чем-то да, тяготит. Хочется больше принадлежать себе. Но я называю это «жизнь на потом». Вот сейчас еще немножко - а потом заживем!

- А вдруг «потом» не будет?

- И что прикажешь делать? Бросить работу? И поставить в тяжелое положение многих людей, которым эта работа нужна, потому что ничего другого сейчас нет? Всё расписано на полгода вперед, и вдруг Стеклов говорит: «Всё к черту, я отдыхаю! Разбирайтесь как-нибудь без меня». Нельзя так делать.

- Семья относится с пониманием?

- Жена понимает, что такова специфика моей профессии. Есть же люди, которые на полгода уходят в плавание, и они, и их жены тоже так живут. Я ей говорю: «Если хочешь, бросай работу и будешь со мной ездить». Но у нее своя жизнь, она стоматолог, управляет собственной клиникой. Она тоже не может ее бросить. Вот так и живем - главное, что понимаем друг друга и не ставим ультиматумов. Жизнь научила меня довольствоваться малым и не мечтать о чем-то далеком. Когда-то, например, я мечтал объехать весь мир. И сейчас со стороны кажется, что я чего-то добился и у меня есть больше возможностей, чем у обычного человека. А на самом деле я только через решетку вижу вдалеке маленький кусочек леса и реки. Но теперь я понимаю, что и это тоже неплохо, потому что скоро зацветет сирень, дни станут длиннее, я раздобуду ключ от этой решетки и вырвусь ненадолго погулять там, на берегу реки…

Вместо «Браво!» зрители кричали «Супер!»

Сам спектакль «Однажды в Париже» оказался, в принципе, стандартной антрепризой: не новое слово в драматургии, но смотрится легко и весело. И даже несмотря на то, что героями были сплошь проститутки, сутенеры и католический священник, нюхающий кокаин, до откровенной пошлости дело не дошло и за актеров стыдно не было. Наоборот, донецкой публике пришлась по вкусу эта пестрая карнавальная постановка. Народный восторг дошел даже до невиданного в стенах чинного драмтеатра нарушения этикета: в один из смешных моментов впечатлительная девушка с галерки вместо лаконичного «Браво!» заверещала: «А-а-а! Супер!», вызвав негодование интеллигентных театральных бабушек.

Владимир Стеклов оказался главной звездой вечера не только по своему статусу. Ему досталась сложная роль: его герой, скромный и застенчивый учитель на пенсии, по сюжету влюбляется в проститутку и под ее влиянием перевоплощается в добродушного, но весьма «приблатненного» сутенера. Оба этих образа, столь непохожих друг на друга, артист воплотил так реалистично и так по-разному, что его поклонники с восхищением убедились: на театральной сцене, без всяких дублей и монтажа, он может продемонстрировать такое, чего не увидишь ни в каком сериале.