Мои КОХаные пациенты

Записки практикующего фтизиатра

Наверняка многие слышали о том, что каждые пятнадцать минут в нашей стране один человек заболевает туберкулезом. Статистика, способная ввергнуть в шок, к сожалению, воспринимается по-разному. Одних пугает. Для других эта болезнь по-прежнему продолжает оставаться скорее асоциальной приметой, далекой от их окружения. Но есть категория людей, которые постоянно находятся в эпицентре проблемы. Это медики, избравшие совсем не «доходную» и  не престижную специализацию фтизиатров. Вот уж кто «в теме». Сегодня мы публикуем откровения той, которая избрала свою профессию осознанно, ежедневно пропускает боль и отчаяние своих пациентов сквозь душу. Пребывать «в шоке» у заместителя главного врача по лечебной работе областного тубдиспансера просто нет времени и желания. Потому что знает: выход из этой беды есть. Более того, она знает дорогу к нему. Об этом и пойдет речь. Откровенно...

«Спасите маму!»

- В медицину если идти, то только из-за хирургии! Этот вывод я сделала в свои двенадцать, проведя пятую бессонную ночь у постели экстренно прооперированной мамы. В тот день, когда ее без сознания увозила «скорая», я думала, что жизнь закончилась. Не мамина, моя. Так страшно мне еще никогда не было. Даже подумать, представить себе не могла, что на этом свете могу остаться одна. Это и есть для меня смерть.

Я плохо помню, что происходило, но дежурившая в то воскресенье женщина-хирург потом рассказывала, как я вцепилась в ее руку и, не видя ничего вокруг, отчаянным шепотом заклинала: «Спасите мою маму! Спасите! Спасите мою маму!».

Провожая каталку из операционной, она дала отмашку: «В реанимацию!» Ночь только начиналась, сколько еще будет оперированных, а медсестра одна... И здесь опять ощутила мертвую хватку детских пальцев: «Нет, не надо в реанимацию! Я вам помогу, я буду за мамой ухаживать!».

Видавшая виды, уже немолодая врач-хирург говорила, что онемела под моим взглядом. В нем столько было решительности, отчаяния и мольбы, что она неожиданно для самой себя сдалась: «Ладно, везите в палату, там посмотрим».

Медсестра часто заходила в палату, делала уколы, ставила капельницу, меняла флакон за флаконом, и каждый раз требовала, чтобы я следила за иглой, упреждала непроизвольные движения маминой руки, звала ее, когда раствор в бутылочке будет заканчиваться.

Через три дня, придя на новое дежурство, хирург встретила меня с удивлением и улыбкой, а потом просто сказала: «Ты здесь? Всё будет хорошо, вот увидишь!».

Близкие люди

К чему это я? Ах да, Лена! Что бы ни делала, сегодня подсознание всё время возвращает меня к этой молодой маме. Ее старшая дочка сейчас года на два младше меня той, что в экстремальных жизненных условиях делала выводы про медицину и хирургию. Неправильные выводы. Теперь я это уже точно знаю. И не потому, что работать попала не в престижную хирургию, а в богом забытую фтизиатрию. Нет. Неправильные потому, что всякая медицина призвана, просто обязана спасать мам. И неважно, где это происходит - в экстренной, почти волшебной хирургии, или в коварной фтизиатрии с ее жестким и невыносимо долго, как пытка, растянутым во времени лечением.

Второму ребенку Лены всего десять месяцев. Наше знакомство состоялось заочно. Второй год я находилась в столичной клинической ординатуре, а мои пациенты из провинциального шахтерского города продолжали часто названивать на мобилку, не желая поверить в реальность такого длительного отсутствия их лечащего врача.

Так уж повелось во фтизиатрии, что врач и пациент становятся людьми как бы очень близкими. По долгу службы приходится узнавать, в каких условиях и с кем живет больной, полный состав его семьи, и даже отдаленных родственников, уточнять, какие между ними сложились отношения, как больной обеспечен материально на случай продолжительного и, возможно, затратного лечения, каковы у него факторы риска и где мог быть источник заражения.

У Лены фактором риска стало то, что обычно жизнь дает, а не забирает, - рождение ребенка. Очевидно, небольшой процесс возник во время беременности, так как из организма женщины в этот период активно уходит кальций. После родов на рентгеновском снимке врачи заметили нежелательные изменения. Первое, что предполагается в этом случае, - пневмония. Ее начинают лечить по стандарту. Если это действительно она, диагноз подтверждается клиническим и рентгенологическим (полным рассасыванием) улучшением состояния больного. Он быстро идет на поправку, пациента выписывают здоровым.

В её случае этого не произошло. И тогда врачи вполне обоснованно применили противотуберкулезное лечение с непременной госпитализацией в стационар. Поверить в реальность своей беды женщина никак не могла. Новорожденный ребенок требовал материнской опеки. Лена рвалась к нему всей душой и телом, в прямом смысле этого слова, ведь малютку намеревалась кормить грудным молоком. Однако при туберкулезе такое вскармливание категорически запрещено. Пережить это матери было во много раз труднее, чем страшное известие о собственной болезни. Потому, когда через три месяца врачи предположили улучшение ее состояния, Лена готова была покинуть больницу. Но, к сожалению, предположение оказалось ошибочным. Оно не находило подтверждения в субъективном состоянии больной.

Страшна цена неисправленной ошибки

Вот тогда и возникла мысль проконсультироваться еще у кого-нибудь из специалистов.  Снимки в Киев помог передать один из бывших моих пациентов. Посмотрев их, я сделала вывод: необходимо срочно менять схему лечения. При этом свое заключение решила выверить мнением коллег - ведущих фтизиатров Украины.

Но так как консультация была неофициальной, Ленины врачи отказались следовать нашим рекомендациям. Ответ был потрясающим по своей амбициозности и некомпетентности: «Тот, кто считает, что надо менять схему лечения, пусть ее и меняет!» При этом больная оставалась в отделении, и дать официальное направление в столичную клинику лечащие врачи категорически отказались.

Этот факт для меня стал еще одним подтверждением правильности собственной позиции: просит больной дополнительную консультацию - дай ее обязательно! Ошибиться может любой. Это не самое страшное. Страшна цена неисправленной ошибки. Она очень велика - человеческая жизнь. Если ты сам чего-то не заметил или не знаешь, что-то пропустил, пусть более опытный коллега подскажет. А если ты прав, больной вернется с еще большим признанием твоего опыта и авторитета. В конце концов, врач может просто не нравиться пациенту, и у него есть полное конституционное право лечиться там, где хочет, где его понимают, у того, кому он доверяет.

Забрать Лену в свою больницу я смогла, только вернувшись из Киева. Времени много упущено... Надо было принимать срочные и решительные меры. Вспомнилось: «Спасите мою маму!». Отступать некуда!

Всё получится!

…В эту палату для одного человека, как в одиночную камеру, я уже сегодня заходила. Работы много, но не заглянуть сюда не могу. Предельно дисциплинированная Елена, как всегда, на месте. На тумбочке большой стопкой лежат цветные глянцевые фотографии. Сегодня передали новые. Это уже десятая партия: пополнение - каждый месяц. Она расставляет их, раскладывает на кровати, носит в карманах, на ночь прячет под подушку. Она разговаривает с ними и охотно показывает медперсоналу. На фотографиях - ее кровинушка, ее сыночек. Папа, сестричка, родные и близкие организовали за ним достойный уход. Малыш растет, ни в чем не нуждается. Правда, он пока не знает свою маму, не видел ее. А мама лечится. Лечится добросовестно, самозабвенно, героически. Она хочет жить. Жить для своих детей, хочет быть здоровой. И я знаю: у нас всё получится...