Зов природы: Прелюдия весны

Клыкастые сосульки

Ночь была наполнена шорохами, как рогожный мешок пойманными раками. Они скрипели друг о дружку шершавыми клешнями, булькали и никак не могли выбраться наружу. А ещё в воздухе утвердилась пьянящая свежесть. Так бывает, когда в комнату занесут ворох напитавшегося морозом белья.

Накануне ничто не сулило оттепель. Даже полуденное солнце не могло смягчить жёсткую душу норд-оста. Холодный ветер звенел о наледь тротуаров и остовы сожжённых усадеб.

Лишь ближе к вечеру небесному светилу удалось отогреть увявшие сосульки. Однако из-за норд-оста они получались какие-то кривобокие и клыкастые.

Но пришла ночь и с ней оттепель. Хищно блестевший вначале ятаган полумесяца подёрнулся лёгкой патиной, а затем и вовсе исчез в небесном омуте. И тут же потянуло оттаявшим бельём.

Чтобы удобнее слушать ночь, я спрятался под козырёк крыльца. И правильно сделал. Над головой проснулись сосульки и, выждав несколько мгновений, с хрустом вонзили клыки в тротуарную плитку у моих ног.

Казалось бы, ничего сверхъестественного не произошло. Холодный норд-ост просто был изгнан за горизонт. Однако человеку порой достаточно и такой малости. Правда, понять его едва ли сможет житель страны с мягким климатом. Ведь ему, бедолаге, не дано знать, как шуршит и чем пахнет ночь моей малой родины.

Слушая песню синицы

Зимняя рыбалка то же самое, что и летняя. Только, извините за выражение, кастрированная. Зачехлённые во сто одёжек рыбаки на льду кажутся принесёнными сюда с прошлогодних огородов пугалами. Они настолько убого смотрятся, что возникает непреодолимое желание - дать им милостыньку.

То ли дело - утро в канун Троициного дня, когда прибрежный камыш ещё не обрёл жестяную строгость. Восседаешь под кустом серебристого лоха, весь осыпанный золотой пыльцой, чей аромат во сто крат превосходит самые изысканные духи, и ловишь щекой первый солнечный луч.

И не беда, если в твоём садке нет ничего, кроме пары случайно забредших туда пиявок. Зато душа полна тихим восторгом и созерцанием. Скрипнула камышовка, беззвучно орудуя правой лапой, проплыла на гнезде-плоту востроглазая чомга, ужик, приняв твой башмак за береговой голыш, перевалил через него и пополз дальше по своим делам.

Впрочем, зимняя рыбалка тоже позволяет общаться с природой. По крайней мере, так считает гражданин предпенсионного возраста, с которым я разговорился на льду водоёма, дамба которого подверстана в трассу Донецк - Новоазовск.

Гражданин тоже был похож на огородное пугало. Только слегка накренённое. Наверное, ещё декабрьским штормом. Или артобстрелами, которые в этих местах - обычное явление.

«Уж не помер ли?», - шевельнулась тревожная мыслишка.

Какой там! Рыбак на поверку оказался живее всех живых. Услышав за спиной шлёпающие шаги, выкуклил из капюшона чуток припухшее лицо.

- Вздремнул малость, - признался гражданин. - Принял из фляжки... А как не принять, когда такая благодать вокруг?.. Синичка весеннюю песню запела, теремок на берегу в талой воде церковной иконой мерцает... Уютно на душе сделалось...

Разумеется, после общения с местным философом я не побежал сломя голову записываться в клуб любителей подлёдного лова. Но весеннюю песню синицы услышал. А ещё мне показалось симпатичным отражение теремка и тронутых первым загаром прибрежных ив.

Голубое небо под ногами

Байрачные леса - сплошное очарование. И - горький укор человеку, который проложил первую борозду на просторах Дикого поля. Всего три сотни лет хозяйничает он на земле, но за это время степь напрочь утратила изначальный облик.

Там, где волнами перекатывался ковыль Лессинга, громоздятся обрюзгшие терриконы, освобождённые от целинных трав косогоры прорезали старческие морщины оврагов, а некогда бойкие степные ручьи сделались сточными канавами. Да и те с превеликим трудом пробиваются к древней Меотиде, такой же грязной, как и впадающие в неё источники.

Досталось и байрачным лесам. Их бессчётное множество раз изводили под корень, теснили пашнями, травили скотом. Но всякий раз всходили сбитые дровосеками жёлуди, от корней устремлялась к солнцу новая поросль. И если вам попадутся пять или шесть растущих веером ясеней, знайте - им дал жизнь измочаленный тупым жалом топора оглодок.

А ещё байрачные дубравы стали островками, где сохранились повсеместно исчезающие растения. Особенно в этом отношении примечательно урочище «Дуб на граните», которое несколько раз в году меняет окраску. От белого до зелёного. Белое - это сугробы, зелёное - матёрая листва, алое - цветущие в конце апреля поляны пиона узколистого. Ультрамариновый же окрас дают пролески.

Деликатного вида цветы щедро устилают землю у подножья корявых дубов, поэтому я не рискую переступить порог байрачного леса. Это всё равно, что оставить отпечаток грязного сапога на холсте мартовского неба.

Штатное место

Среди братьев меньших тоже встречаются временно перемещённые лица. Одно из них - лохматый волкодав Курултай, которому каждую весну мой знакомый дед Иван устраивает за гаражом навес от снега и дождя.

Нет, у Курултая имеется своё штатное место - утеплённая конура, где запросто может улечься полугодовалый бычок. Однако на хоромы положила глаз трёхцветная кошка Муся. Как только ей приспичит рожать, бесцеремонно изгоняет законного владельца и не освобождает приглянувшуюся жилплощадь до тех пор, пока дед Иван не раскассирует котят по друзьям и родственникам.

А вообще, кошки, как ни одна другая приближённая к человеку животина, умеют качать права. Если ко мне приходят гости, я первым делом прошу, чтобы они не занимали стоящее по левую сторону от журнального стола кресло. А если забуду это сделать, то кошка Мурчалка закатит такую истерику, что хоть святых выноси.

Кстати, вам не доводилось бывать в итальянском Триесте, который именуют кошачьей столицей? Ну, в таком случае вы не видели припаркованные на тротуарах бесконечные вереницы скутеров. Чёрненькие, зелёненькие, жёлтенькие... И на сиденье каждого по персональному лежебоке. Тоже всех цветов и мастей.

Причём, местные кошки не опускаются до того, чтобы спрыгнуть на тротуар при появлении хозяина скутера. Они будут ждать, когда тот бережно перенесёт на сиденье стоящего рядом другого железного коня. И лишь после этого соизволят открыть один глаз: мол, шляются тут всякие.

Скутеры у нас вереницами не стоят. И климат пожёстче средиземноморского. Поэтому ближайшим родственникам уссурийских тигров приходится приспосабливаться к отечественной обстановке. Так, сиденье железного коня может заменить спина дремлющей коровы, а конура в брошенной усадьбе вполне сгодится, чтобы переждать непогоду. Да и на лотках с тёплыми ещё яйцами есть шанс устроиться под видом наседки.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.