Донбасс: на рубеже бабьего лета и предзимья

Пьедестал для белой акации

Море до последнего сопротивляется холодам. Если на околице Старобешево скандальный ветер вытряхивал из каштанов душу, то в долине рядом с Новоазовском ивы все ещё щеголяли в зелёных париках, а обступившие мелкое озерцо камыши имели вполне молодецкий вид

Здесь, на рубеже бабьего лета и стужи, особняком стоит белая акация. Она взобралась на горушку и оттуда высматривает приближающееся ненастье. Акация хороша, словно красна девица из рыбацкого посёлка, которая до кончика ногтей преисполнена сознанием собственного достоинства.

Сказано это не ради образного сравнения. Завезённая ещё в XVIII веке из Америки представительница семейства бобовых обладает качествами, которые ставят её в один ряд с патриархом байрачных лесов Донбасса - дубом и целебными травами.

Например, одиноко стоящая на горушке акация способна дать за сезон порядка восьми килограммов ароматнейшего мела и является одним из растений планеты Земля, до последней щепки используемого в фармакологии.

Белая акация на пьедестале.

Не стану перечислять лечебные свойства новосёла приазовской степи. Все они указаны в справочной литературе. Добавлю лишь, что настойка цветов акации - одно из эффективнейших средств при рассеянном склерозе.

Разумеется, здесь не следует предавать куте мёду. При передозировке возможны сильнейшие отравления. Но сие уже зависит не от растения. Позапрошлым летом мне пришлось вызывать «скорую» для живущей по соседству пожилой супружеской пары. По совету доморощенной знахарки, муж и жена употребили, не разжёвывая по три грецких ореха, величиной с голубиное яйцо. Как и следовало ожидать, от повышенного давления соседи не избавились, а вот округу взбулгачили. Особенно досталось медикам, которым довелось поштучно выковыривать из организмов бедолаг нерастворившиеся плоды.

Однако белая акация известна не только целебными свойствами. Самое искреннее коленопреклонение вызывает бесподобная жизнеспособность новосёла отечественной степи, этого предбанника полупустыни. Акация стоически переносит любую стужу и жесточайшую засуху.

Так и наше деревцо. Выросло всем ветрам открытое, на почве, где даже неприхотливый полынок с трудом утоляет жажду и при этом ещё способно расщедрится на полпуда великолепного мёда.

Да и глаз проезжего радует неброской прелестью. Словом, вылитая тебе красная девица на горушке. Точнее - на пьедестале.

«Правее загребай, левее табань»

То, что серые вороны обожают путешествовать на шару, подмечено давно. Однажды мы с приятелем по перяному поплавку попали под жуткий ливень на берегу Шайтанки. Обычно смирная речушка, на сей раз решила оправдать пришедшее из глубины веков название.

Подстёгиваемая семихвостной плёток молний, она неслась вскачь, оставляя на стволах прибрежных ив хлопья рыжей пены и ошмётки лугового сена. А вскоре показались и сами копны. Словно караван сорвавшихся с якорей барж, они проплыли мимо нашего разрушенного стихией стойбища.

- Дедушка Мазай возрыдал бы от восторга, - молвил приятель, указав мокрым перстом на головную баржу-копешку, где восседала серая ворона.

К тому времени гроза пошла на попятную. Мельничные жернова её укатились за оглохшие от небесной канонады холмы. Сквозь полынью в облаках выпал нестерпимо яркий сноп солнечных лучей и над взъерошенными берегами, мимо которых плыла копешка с птицей, встала многоликая дуга.

Ещё одну ворону-путешественницу я увидел, когда неделю назад собирал на холодном пляже Безыменного куриных богов. Она оседлала транцевую доску рыбацкого ялика и, как мне почудилось, что-то сердито выговаривала гребцу, мужику таких выдающихся размеров, что штормовые волны рядом с ним должны казаться мелкой рябью.

Это озерцо всё ещё пребывает в зоне бабьего лета. 

- Из-за чего сыр-бор? - полюбопытствовал я у рыбака, когда тот вышагнул на берег из облегчённо вздохнувшего ялика. - Мне вроде послышалось, как ваша пассажирка голосом старшины шлюпки командует: «Правое весло загребай, левое табань».

- Может быть, - рассмеялся мужик, вытряхивая из резинового сапога сорок седьмого калибра попавший туда камешек. - А вообще, черт её поймёт. Шепелявит, как беззубая старуха. И ещё матерится. Наверное, воспитывалась в неблагополучном семействе. Откуда и сбежала.

- От вас чего ей надобно?

- Рыбки. Поделился с ней таранухой. Видите, теперь закусывает на берегу...

Управившись с рыбёшкой, пернатая матершинница вновь оседлала вытащенный на песок ялик. Я выпросил у рыбака ещё одну тараньку размером с ладонь. Серая ворона деликатно взяла её поперек туловища и улетела под вопли черноголовок, которые так и не научились клянчить у человека милостыню.

Теремок с ивами

Теремок на берегу степного пруда смотрелся сквозь дымку, словно сказочный Китеж-град. Опечаленные приходом осени хризантемы роняли на садовую дорожку холодные слёзы, а сбежавшие к самому урезу воды ивы казались воплощением скорби.

О том, что теремок обитаем, можно догадаться по запаху жареной рыбы и звону посуды. Хозяева, наверное, завтракали, и потому я не осмелился их тревожить. Да и что смог бы ответить на вопросительный взгляд: «Зачем нелёгкая принесла»? Чем объяснить столь ранний визит? Желанием пообщаться с опечаленными хризантемами?

Чтобы не быть превратно понятым, возвращаюсь на противоположный берег. Теперь между этим и тем возлежащее на пруду отражение осени. А ещё - лёгкая дымка. Подобно легшей на ресницы паутинке, она размывает панораму.

Такие теремки сегодня не редкость. Они в великом множестве расселись по обоим берегам Самары в нижнем её течение, краше которого могут быть только райские кущи. При всём разнообразии эти яркие образчики дачной архитектуры схожи. Оттеснили на задний план природу и кичливы, словно выставившая напоказ златые ошейники-ожерелья состоятельная модница.

Разумеется, богато жить никому не возбраняется. Но лишь в том случае, если достаток не сопровождается откровенным хамством. Иного определения я не могу подобрать для соотечественников, которые вьют особняки-гнезда в райских кущах. И тем самым подчёркивают превосходство над простым людом.

Вьют в заповедниках, рукотворной дубраве Великоанадоля, который орошён потом предыдущих поколений не слабее египетских пирамид и прочих уголках природы, куда простой человек ступает благоговейно затаив дыхание.

Однако хозяин скромного теремка, с которым я так и не осмелился завести знакомство, явно не из хамовитого отродья. Он не украл ничего из природы, а лишь добавил ей. Построил теремок на арендованном клочке берега, которым брезговали даже рыбаки, посадил деревья.

А вот забор трёхметровой высоты так и не воздвиг. Живёт всем взглядам открытый, не обращая внимание на завистливые вздохи. И правильно делает. Пусть смотрят. Может быть, сыщутся ещё охотники сотворить точно такую же сказку на радость себе и проезжему человеку.

Осени полный мешок

Окраинная улица подобна горному ущелью. Свежий норд-ост гонит по ней поток осенней листвы. А ещё эта улица состоит в ближайшем родстве с морем. Корни старых каштанов так всхолмили тротуары, что прохожих можно принять за возвращающихся из таверны матросов.

Укрощённые листья. 

Из подворотни, которую венчает арка времён переселения крымских греков в Приазовье, выметнулся трёхцветный котёнок, и с полного маху бросился в бурный поток. Он так увлечённо игрался с листьями, что машины осторожно объезжали его стороной.

Наконец котёнку наскучила забава, и он вернулся во двор. Шалый норд-ост сюда почти не проникал. Лишь сквознякам изредка удавалось подшутить над хозяйкой трёхцветного создания и дочерью моего приятеля Полиной, которая сражалась с листопадом при помощи перевязанного шнурком раздербаненного веника.

На лицо Полины была надета маска сердитой феи. Ей никак не удавалось выгнать из розового куста под названием «Огни Москвы» спрятавшиеся виноградные листья. Но это всего лишь маска. Полина, как и трёхцветный котёнок, сама была не прочь поиграть в догонялки.

Укрощенные листья дочь приятеля собирает в полиэтиленовый мешок:

- Такая, видно, их судьба, - говорит она мне виноватым голоском. - Летом листья являются лучшим украшением, а осенью они - презренный мусор.

И действительно, листопад для дворников такое же наказание, как и падающий снег. Только смахнул с дорожки, а она вновь обрела неряшливый вид. Такой работёнке едва ли позавидует даже бедолага Сизиф.

И всё равно осень - самое уютное время года, а предчувствие перемен погоды наполняет душу новизной. Точно такое ощущение испытывает человек, у которого в кармане лежит билет на поезд. Только отправляется он по маршруту, где на значительном отдалении лежат четыре станции - Осень, Зима, Весна, Лето.

Впрочем, прелесть городского листопада мешает ощутить суета. Другое дело - лес. Особенно при полном безветрии. Определить растущие здесь деревья, можно не поднимая глаз. Достаточно посмотреть на лежащие под ногами круги листьев, которые по размеру точно соответствуют кронам. Зелёное - ясень, жёлтое - осина, багряное в крапинку - клён.

Правда, делаю я это на расстоянии. А всё потому, что жаль без особой нужды тревожить ковёр из листьев, красоту которых не смогла убить даже осень.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.

Фото автора.