Израиль: путешествие в страну святынь

Мы начинаем серию публикаций корреспондента "Донбасса", побывавшего на Земле обетованной

Приют одинокой ящерицы

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».

Булгаковская фраза пришла на ум, когда я попытался запечатлеть восход солнца над  Галилейским морем, однако меня постигло разочарование. Солнце не взошло, как ему подобает, с сиятельной важностью, а просто выкатилось из-за Голанских высот, всё в багровой дымке, которая была под цвет подбоя прокураторского плаща. Пришлось вернуться на балкон второго этажа, который с одной комнатой заезжему журналисту уступил старинный приятель и соплаватель Владимир. При этом он приказал держаться с сигаретой подальше от клетки, в которой жили пугливые попугайчики.

Развалины древнего Тибериаса.

Несмотря на ранний час, было довольно душно, и духоту эту навевал ветер пустыни хамсин. Он притащил за собой свиту буроватой пыли и теперь развлекал ее игрой на бельевых веревках старинного города, основанного легионерами римского императора Тиберия. Накануне вечером я вдоволь побродил по величественным останкам колизея, под стенами которого останавливались на ночлег толпы бредущих к Иорданской купели паломников. По случаю выходного развалины были совершенно пустынны, лишь возлежавшая на мозаичном полу купальни рыжая ящерица внимательно наблюдала за медленно ползущим скорпионом.

- Ты гляди в оба, - наставлял приятель. - Обочины здесь регулярно поливают какой-то ядовитой гадостью, но ползучих и жалящих тварей всё равно хватает. Можешь только представить, каково было паломникам...

Приятель, наверное, был прав. Однако он не учел двух вещей - заборов и еще одной смертельной опасности, подстерегающей современного путника.

Фотосессия на минном поле

По количеству святынь Израиль занимает одно из главенствующих мест, что же касается оград, то их обилие может привести привыкшего к вольнице гражданина в состояние тихого помешательства. Заборы, насколько я успел заметить, бывают нескольких типов - скромные, высотой до полуметра, помпезные палисады, спирали Бруно и «колючка», через которую проведен электрический ток.

- Я к этому делу тоже приложил руку, - говорит соплаватель и закладывает очередной вираж на горном серпантине. - Когда мы всей семьей перебрались сюда из Мариуполя, пришлось переквали-фицироваться в сухопутную крысу. Почти до самой пенсии варил и красил металлические ограды для городских скверов и улиц. Вернемся с высот, покажу тебе десятка три образчиков собственноручного производства... Спрашиваешь, какова их общая протяженность? Да сотня километров, думаю, наберется.

Голанские высоты: здесь ходить опасно - заминировано.

На одном из поворотов я попросил Владимира сделать небольшую остановку. Надо было размять ноги, а заодно сфотографировать созревающие хлеба. От массива меня отделял невысокий забор и невспаханная полоса, на которой густо пылали маки. К сожалению, фотосессия оказалась прервана бесцеремонным окриком:

- Стой и не двигайся!.. Как ты туда попал?

- Ногами, - ответил я дерзостью на дерзость белобрысому солдатику с автоматом за плечами.

- Иди за мной след в след... Неужели ты не заметил, что здесь минное поле?

В конце концов солдатик вывел меня из опасного места и посоветовал в дальнейшем быть немного осмотрительнее. Я же был настолько обескуражен, что даже не поинтересовался именем спасителя. Лишь успел зафиксировать конопушки на славянском обличье да малость подивился вологодскому выговору.

К счастью, Володя дремал за рулем своего изрядно потрепанного «Рено» и ничего не заметил. А я решил умолчать о несостоявшейся фотосессии.

«Разуйте ваши уши»

Славянские физиономии и русская речь в Израиле не редкость. Лет двадцать назад на теплоходе «Катя Зеленко» мы зашли в Хайфу. Побродив по набережной и арабскому базару, свернул в крошечную лавку, где прочно утвердился запах крепчайшего табака и кофе. Но едва только разинул пасть, чтобы на английском попросить напиться, как из глубины лавчонки выдвинулся старик в мятой панаме:

- Молодой человек, - молвил он. - Только не вздумайте мне морочить голову на чужом для вас языке. Вы выйдите на улицу, разуйте уши и послушайте... Здесь же все наши. А теперь делайте свой заказ...

Не дали мне поупражняться в иностранном и Володины соседи. Когда я, разочаровавшись в хамсине, решил подняться на крышу особняка, внизу послышался женский голос. Неизвестная мне гражданка вполголоса исполняла марш лигурийских партизан настолько проникновенно, что я не удержался и крикнул: «Браво! Брависимо!».

- Ну чего орешь, как белая медведица в пургу?! - возмутился из своей комнаты приятель. - Или русский за одну ночь забыл?  Это пела Нафиза. Она наполовину узбечка, наполовину киргизка. Муж Саша и свекровь Нафизы - евреи. Ну а к какой национальности отнести детей Милану и Натана, сказать затрудняюсь. Еще есть собака Дана, международная медалистка. А Нафиза, между прочим, в Милане пела... Спускайся во дворик, познакомлю с соседями.

Нафиза с любимицей Даной.

Во дворике застали лишь главу семейства. Отложив в сторонку шланг, из которого под розовый куст лилась неспешная струйка, он подал крепкую влажную руку:

- Александр. Город Ташкент. В прошлом фельдшер «скорой», исполнительный директор ресторана, а ныне временно безработный. Есть предложение после вашего возвращения устроить совместный ужин.

Горечь хрустальных бокалов

К вечеру хамсин угомонился, улеглась бурая кисея его вездесущей мантии, и со Средиземного моря потянуло прохладой. Она вливалась в распахнутые окна и пустые бокалы для легкого вина. Пахло влажной землей и - едва ощутимо  - розами. Гости со скуки устроили шестилетнему Натану экзамен по географии. Малец, ко всеобщему восторгу, выстреливал названия столиц государств мира со скоростью современной митральезы. Милана в углу дворика раскладывала по плошкам еду для прибившихся котят, Нафиза тарахтела вилками на кухне.

- Александр, ты обещал, что супруга споет.

- Чуть попозже. А хотя... выход имеется. Я только за диском и ноутбуком схожу.

Честно признаться, я не великий знаток музыки. Наверное, по этой причине все песни из застольного репертуара у меня почему-то сбиваются на мотив «Интернационала». Но, слава Создателю, нашлись настоящие ценители по соседству. Когда отзвучала первая песня, с балконов послышались щедрые аплодисменты.

- Как?!- вскричал я. - С таким божественным голосом - и быть невостребованной?

- Выходит, что так, - скупо обронил Александр. - Нафизе на родине поначалу обещали большое будущее, она по приглашению пела в «Ла Скала», но потом начали потихоньку затирать. Да и нам с матерью было не слаще. Узбекские власти нам, евреям, в гражданстве отказали. А это значит, что тебя в любой момент могут выбросить из собственного дома, платить мизерную ставку, а то и просто уволить с работы. Попыталась Нафиза здесь устроиться певицей, но без протекции никто не пожелал слушать. Вот только соседи рукоплещут...

Уезжать семейству тоже было непросто. Запретили, в частности, забирать с собой Дану и бабушкины настенные часы. Сказали: «Достояние республики». Пришлось обзавестись справкой, что Дана из-за старости не может иметь щенков, а часы по деталям распихали в ручную кладь.

 - Ладно, - подвел черту Александр, - не будем о грустном. Со временем всё образуется.

В похолодавшем ночном воздухе пропели хрустальные бокалы. Однако вино в них показалось горьким, как и мысли о бывшем Советском Союзе, где достоянием республики сегодня считается не божественный дар, а бабушкины часы.