Журналист, поэт ведущий Дмитрий Быков в своем новом стихотворном произведении прошелся по смерти экс-главы холдинга "Газпром-медиа" и бывшего министра печати России Михаила Лесина (этот человек, сделавший многое для того, чтобы в Украину пришла война, на 58-м году жизни скончался от сердечного приступа в Вашингтоне в отеле "Дюпон"), скандальному журналу карикатур "Шарли Эбдо", столице Сирии — Дамску, и "столице" ДНР — Донецку. А также — по всему тому ужасу, который устроила Россия (в том числе на Донбассе), нарвавшаяся на санкции от Запада и терроризм от радиклаьных исламистов (которые, по всем данным, взорвали авиалайнер над Синайским полуостров, убив более 220 человек, в основном — россиян).

Итак, вот он, собственно, этот шедевр Быкова:


"Россия словно под арестом —
Настолько вырос наш престиж.
Мир стал таким опасным местом,
Что никуда не полетишь.

Я не пишу, молчу, пощуся,
Не вижу снов, не пью вина:
Чего ни выскажешь — кощунство,
Куда ни сунешься — война.

Повсюду умысел злодейский,
Конец уютным временам,
Сплошной театр военных действий —
Призыв, цензура, трибунал…

Стратег диванный откровенный
Пыхтит от имени отцов,
Что Русский мир есть мир военный,
И хватит жить, в конце концов!

Что ни скажи — начальство всыпет:
Лобзнул не так, лизнул не то…
Уже не вылетишь в Египет
И в Крым не съездишь на авто.

Порядок смят. Явился хаос.
Проеден, кажется, стабфонд.
Где отдыхать? Наотдыхались!
Бери шинель, пошли на фронт.

Как говорил покойный Лесин —
Мы в новом мире, господа,
Но этот мир ужасно тесен:
Нельзя туда, нельзя сюда…

Он полон драк и зуботычин,
Он вызывает дрожь и смех,
И страшно, страшно ограничен:
В котором смысле? Да во всех.

Нельзя светиться над Синаем.
Нельзя в Одессу — там враги.
Восток закрыт — мы там стреляем.
Про Запад — думать не моги.

Законы времени жестоки,
Везде запретная черта:
Порвет фанатик на востоке,
А запад отберет счета.

Везде, везде от нас устали,
Везде запреты — от и до:
Париж не отдал нам "Мистрали",
Плюс там живет "Шарли Эбдо";

А посетитель англосакса —
Британских дерзостных свинят —
Подавно должен опасаться,
Что в госизмене обвинят…

На что нейтральны Берн и Цюрих,
Но Скрынник там уличена,
И как-то видно по лицу их,
Что не последняя она…

Само собой, поездки в Штаты,
В альтернативный край земли,
Буквально гибелью чреваты:
Пришел, увидел, унесли.

Средь этих заговоров черных
У возбужденных русских масс
Два только города опорных:
Один — Донецк, другой — Дамаск.

В пространстве вражеском, холодном
На что надеется Москва?
От нас ушли Париж и Лондон,
Но не изменят эти два.

Две новоизбранных столицы,
Два главных символа страны — д
Другие могут отвадиться,
Но эти будут ей верны:

Среди бушующего хора,
Где слился с новым старый свет,
Мы их последняя опора:
У них альтернативы нет.

В России кто-то их не ценит,
Но мы усвоим жребий свой:
Они со временем заменят
Всё, что утрачено Москвой.

Японец, скажем, любит нэцке,
Француз — сторонник бурных ласк,
А мы найдем себя в Донецке,
Нам станет Меккою Дамаск!

Зачем учиться по-немецки,
Мол, по-английски утомясь?
Учиться будете в Донецке,
Лечиться съездите в Дамаск…

Мы оторвемся не по-детски,
И нашей драки бурный хряск
Оценят граждане в Донецке
И седина твоя, Дамаск!

Мы отдадим Париж, Ривьеру,
И Калифорнию, к примеру,
Портвейн, самбуку и мадеру, —
Всё, что Европа нам дала, -

За суверенность, честь и веру,
И несменяемость орла.

Я допускаю, между прочим,
Что года, скажем, через два
"Довольно, больше мы не хочем!" —
Воскликнут Питер и Москва.

И Русский мир, как в доброй сказке,
Увидит сказочные дни:
В Донецке — дума. Власть — в Дамаске.
А мы — на Родине. Одни".